Передвигаться трудно: за руки и ноги то и дело цепляют какие-то невидимые путы. К счастью, уже через несколько шагов у Голгофского появляются помощники. Это два существа, которые подхватывают его под руки – и поднимают из болота ввысь. Голгофскому кажется, что до него доносится тихий шелест крыл. Ему больше не нужно прилагать усилия, чтобы перемещаться в пространстве.
Он вспоминает старинную книгу, отрывок из которой показал ему Дави:
«Орлы Разума подхватили меня и понесли к огромному и далекому огненному глазу…»
Происходит именно то, что описано в книге. Теперь Голгофский не слышит предвечного уханья, зато впереди появляется свет, и в его красноватых лучах можно разглядеть Орлов Разума.
Поразительно, но они очень походят на синих твиттерских птичек – только маленькими или смешными их никак не назвать. Так вот каковы архонты, думает во сне Голгофский, вот каковы летуны, вот каков твиттер… Возможно, человеческий ум в каждую эпоху придает вестникам Разума новую форму в соответствии с текущим культурным каноном…
А потом Голгофский замечает светящуюся стену, о которой говорила книга.
Стена прозрачна; с одной ее стороны Россия со своими золотыми куполами, с другой – ощетинившаяся небоскребами Америка. Рядом в пространстве появляется какой-то призрак. Голгофский узнает генерала Изюмина – на нем тот самый шелковый халат с генеральскими погонами, о котором говорил В.С.
Голгофский ждет, что генерал разъяснит происходящее, но тот всего лишь повторяет свой жутковатый жест, уже виденный однажды Голгофским: складывает пальцы домиком, показывая «крышу», затем машет пальцами, изображая трепетание крыл – и указывает куда-то вверх…
Голгофский даже во сне чувствует растерянность. Теперь он знает много больше, чем в тот день, но пантомима генерала непонятна по-прежнему. Крылья? Видимо, имеются в виду Орлы Разума, которые держат сейчас Голгофского в пространстве. «Крыша»? Скорей всего, что-то связанное с защитой. Верх? Наверное, указание на высшие силы? Но какие? Или Орлы должны поднять его еще выше?
В этом недоумении Голгофский просыпается. Вокруг знакомая спальня генеральской дачи. Рядом мирно посапывает Ирина, за окном щебечут птицы – там уже прорезается первая листва. Прошло столько времени, но загадка все так же неизъяснима.
И тут…
«Мне показалось, – пишет Голгофский, – будто один из синих твиттерских летунов, только что державших меня на весу, с щебетанием влетел под своды моего черепа…»
Он открывает окно, в одних трусах вылезает во двор изюминской дачи и идет к беседке, где нашел отравленного генерала.
Высоко над ней к ветке старой липы прибит скворечник. Голгофский сомнамбулически взбирается по дереву («на следующий день, – пишет он, – я не решился бы повторить этот подвиг без лестницы»), снимает со скворечника острую крышу домиком – и видит внутри завернутую в несколько слоев прозрачной пленки записную книжку.
Он берет ее, аккуратно возвращает крышу птичьего домика на место, так же сомнамбулически слазит и идет на кухню. Пленка разрезана; книжка чуть отсырела, но в целом невредима.
В ней только одна рукописная строка:
whose rap is it anyway ^%^ yes we can yes we can make america great again
[21]
Голгофский понимает, что у него в руках.
«Теперь я знал, – пишет он, – каково это – держать палец на запале неизмеримо могучей бомбы. Это было жуткое и упоительное чувство. Сперва я подумал, что лучше будет сжечь мою находку. Но потом… Во-первых, скрыв ее, я вряд ли прожил бы долго: рано или поздно спецслужбы все равно вышли бы на меня. А во-вторых, зачем Изюмин явился мне во сне? Не хотел ли он доверить мне миссию, которую отменили пробравшиеся в высшее руководство атлантисты?»
Видеть во сне какого-то человека вовсе не означает, что тот приходит к сновидцу с поручением – сон это просто сон. Но мы совершили уже достаточно погружений в ватное подсознание Голгофского, чтобы предугадать его выбор.
Ресантимент побеждает.
«Мы с Америкой в противофазе во всем, – пишет Голгофский, – даже во времени: сдвиг – почти половина суток. Антиподы еще сидят у мониторов, подсчитывая балансы и выплаты – или расслабляются у семейного телеочага под репризы продажных телекомиков и говорящих голов из ЦРУ. Я гляжу мысленным взором на Америку, а на меня самого глядят грозные русские тени – от Александра Невского до маршала Жукова. Раз я еще могу, я должен, я обязан привести Царь-химеру в действие…»
Пока Ирина спит, Голгофский садится за компьютер, регистрирует твиттерный аккаунт и жирным троллем начинает прыгать с ветки на ветку, раскидывая заготовленные ГРУ запалы: из комментов под очередной эскападой Трампа в космический твиттер Илона Маска, оттуда к Кардашьянам и так далее.
«Публика в твиттере не отвечает на сформулированный в химере вопрос, – пишет Голгофский, – потому что американцы сами точно не знают, чей это рэп, а за конспирологию у них увольняют с работы. Но сомнений, что воронка узнавания раскручивается, никаких…»
Голгофский полностью отключается от реальности и не замечает течения времени; когда Ирина кладет ладонь на его плечо, он испуганно вздрагивает.
– Что такое?
– Телефон…
– Кто?
Ирина пожимает плечами, но по ее лицу видно, что она испугана. Звонят почему-то на ее мобильный. Запальный твит к этому времени размещен уже семьсот двадцать три раза. За окном вечер – Голгофский просидел за компьютером целый день.
– Алло.
– Константин Параклетович? – спрашивает сипловатый голос. – Вы не знаете меня, но я вас знаю хорошо. Моя фамилия Шмыга. Генерал Шмыга.
– Вы из ГРУ?
– Нет, – вздыхает Шмыга, – я из ФСБ. Не бойтесь, мы вас не убьем – хотя за ГРУ не поручусь. Мы хотели немного их подставить, поэтому не мешали вам вербовать рекрута. Но мы никак не ожидали, что вы все-таки найдете триггер. Я знаю, что вы сделали. К сожалению, мы заметили вашу твиттер-активность слишком поздно – и теперь ничего уже не поменять.
– А зачем что-то менять? – спрашивает Голгофский. – Я не вижу причины, по которой русский офицер…
– Причина тем не менее была, – прерывает Шмыга. – Как вы думаете, почему ГРУ остановило Изюмина?
– Не знаю, – говорит Голгофский. – Трусость, измена – какая разница…
– Нет, – отвечает Шмыга. – Дело в том, что американцы знали про Царь-химеру. И они подготовили ответ. Поэтому у нас была устная договоренность о моратории на ноосферные атаки, но вы все сорвали. Они заметили вашу активность, и мы засекли в русском сегменте твиттера их действия по активации ответного удара.
