В коридоре стоял конвойный.
В руках у него было пять или шесть двухлитровых бутылок из-под «кока-колы». Прижимая их к туловищу, он попытался вставить ключ в замок, выронил одну бутылку, другую, а потом, чертыхнувшись, отпустил их все – и принялся отпирать дверь.
– Нате! Ловите!
Бутылки по одной стали влетать в клетку. Плотно сидящие на нижних шконках чертопасы поджимали ноги, чтобы случайно не зашквариться – непонятно было, ссали в эти бутылки раньше или нет.
Закончив с бутылками, конвоир запер дверь.
– Чтобы на сегодня тары хватило. Не хватит, кипятку больше не спрашивать. На дальняк сегодня не проситься – ремонт. Срать завтра поведем. Вчера с утра предупреждали…
Когда конвойный ушел, темнота над «пальмами» – самыми верхними шконками – веско сказала:
– Эй, чертяка… Че, не слышишь? Я с тобой говорю…
Худенький молодой зэк с краю нижнего топчана поднял голову.
– Я?
– Да, ты. Ну-ка, возьми бутылку, отверни пробку и понюхай – чем пахнет. Ссаками или «кока-колой».
Чертяка послушно взял бутыль, отвернул крышечку и понюхал.
– Вроде «кока-колой», – сказал он. – Да, точно. Тут даже жидкость осталась.
– Ясно, – ответила темнота. – Значит, руками брать не зашквар.
Всем в клетке, конечно, понятно было, что за драма разыгралась секунду назад. На пальмах ехали два крадуна, два самых настоящих жулика. Ослушаться их было опасно. Но простое повиновение их команде от зашквара, увы, не спасало. Парень рисковал – и в этот раз, тьфу-тьфу-тьфу, остался невредим.
– Зашквар не зашквар, – сказал сиплый голос, – а ссать все равно больше некуда.
Это произнес Басмач – грузный восточный человек в перемотанных скотчем очках, ехавший на второй полке.
– Тоже верно, – согласилась верхняя тьма вторым своим голосом, кавказским. – Я другого не догнал. Чего это он нас драконами обозвал? Че за погоняло?
– Нехорошо он нас назвал, – ответил Басмач. – Очень нехорошо. Я сам человек не особо авторитетный, но много лет назад на Чистопольской крытой слышал, как бродяги этот вопрос разбирали. Дракон – тот же петух, только с длинным гребнем.
– Кумчасть на беспредел высела, – выдохнул кто-то из чертей.
– Че ж высела, – ответил другой, – она всегда там сидит.
– А я не согласен, – раздался вдруг голос со средней полки.
Это сказал сосед Басмача, Плеш – мужчина лет сорока, интеллигентного вида, украшенный, как и констатировало погоняло, заметной плешью.
– С чем не согласен? – спросила верхняя полка.
– Что дракон это петух, – ответил Плеш. – Я вам так скажу, петух с реально длинным гребнем – это уже не петух. Или, вернее, такой петух, что он уже по другим базарам проходит. Тут все от гребня зависит.
– Бакланишь ты не по делу, – веско сказала верхняя полка. – Обоснуй.
Плеш коротко глянул вверх.
– Обосновывать не обязан, – ответил он, – потому как пиздеть имею право. Но пояснить могу.
Черти снизу одобрительно закивали головами – Плеш прошел между Сциллой и Харибдой уверенно и точно: не поддался наезду, но и в отрицалово не ушел. Как и положено умеренно козырному фраеру со второй полки.
Конечно, если прикинуть по-серьезному, козырным фраером со второй полки Плеш никак не был. Настоящее его космическое место было все-таки внизу. И к его соседу Басмачу это относилось тоже. На средних полках по всем правилам и понятиям должны были отдыхать два крадуна, что чалились сейчас на верхних пальмах.
Но места так распределил сам начальник конвоя – и, сделав пометки в блокноте, предупредил, что за любое нарушение, как он выразился, внутривагонной дисциплины температура кипятка будет снижена до пятидесяти градусов Цельсия, строго по инструкции. А значит, поняли все, чифиря не заваришь.
Вот так Плеш из черта временно стал фраером.
– Ну поясни, умник, поясни, – усмехнулся крадун сверху.
– Долгий рассказ будет, – ответил Плеш.
– Спешить нам вроде некуда. Расцепка через день.
– Расскажу, если чифирьку отхлебнуть дадите. Свежего.
Клетка замерла. Даже в качестве вписанного на вторую полку фраера Плеш вряд ли мог претендовать на чифирек с первой заварки. Такое не светило ему ну никак. Но он, похоже, собрался обменять свою историю на глоток чайку, и это было требованием аванса. Требовать он, конечно, мог – но за аванс потом можно было и ответить. Особенно учитывая рискованность заявленной темы.
Кружку ему все-таки дали – видимо, крадунам стало интересно.
– Благодарствуйте…
Плеш отхлебнул бурой жидкости и сморщил лицо в гримасу омерзения. А потом быстро передал кружку соседу Басмачу, который тоже хорошенько отхлебнул, прежде чем вернуть кружку наверх. Верхняя тьма не сказала ничего.
– Слушайте… И не перебивайте, босота.
В купе стало тихо – даже на нижних шконках, кажется, отложили карты (хотя на мелких чертиков, по четверо сидевших на каждом из двух нижних топчанов, уважительное обращение «босота» распространялось вряд ли).
– Сидел я тогда по своему первому делу, – начал Плеш, – настолько надуманному и запутанному, что даже не хочется посвящать вас в суть. Не занес, не поделился и так далее. Как сейчас принято выражаться, социальный лифт дернулся и полетел в шахту. Порвался, значит, социальный трос. Но виноват я не был. Оговорили…
– А то, – усмехнулась верхняя полка. – Понятное дело. Тут все по наговору сидят.
– И вот, значит, суд да дело, дошло до этапа. Посадили нас в столыпина. Вагон, помню, был такой же почти, как этот, только еще старее. Пованивал. Окна в коридоре старые, треснутые. В плевках. Я тогда первый раз эти вот бельма увидел…
Плеш кивнул на окно в коридоре напротив дверной решетки. Вместо положенного прозрачного стекла в нем была матово-белая панель. По ней изредка пробегали расплывчатые тени. Иногда – наверное, когда поезд нырял под мост или в туннель – панель становилась заметно темнее.
– Так давно уже делают, – сказал Басмач. – Чтобы через окно нельзя было подать знак сообщникам на станции…
– Возможно. Но для меня тогда все это было в новинку. И тени, мелькавшие в этом мутном телевизоре, отчего-то очень меня пугали. Словно бы смотришь мультик на быстрой перемотке и никак не можешь уловить суть происходящего… А мультик, между тем, про тебя…
– Вяжи про мультики, – сказала верхняя тьма. – Базар был за петухов.
– В клетке нас ехало всего пять человек, – продолжал Плеш, – и это, господа, было роскошно. Вот этот ништячок, – он указал на серую доску, соединяющую средние полки в одну широкую плоскость, – мы даже опускать не стали. Ехали как будто на воле в плацкарте. У каждого своя полка, и одна пустая. И вот, значит, на одной сцепке вводят в нашу клетку шестого.
