Потом она с Леной таскала трупы – великолепное физкультурное упражнение для зреющего девичьего организма! Что может быть лучше, чем вечерком схватить мертвеца и отправиться с ним в соседнюю квартиру? Ну не вечерком, а уже ночью, но все так и есть. Ощущение холодного, податливого мертвого тела Настя потом вспоминала еще до-о-олго и непроизвольно содрогалась. Привыкнет, конечно, в связи с реалиями современной действительности. Но пока вот так.
Маму Лены отнесли довольно-таки быстро, что было несложно: она и в самом деле оказалась не тяжелой, настоящая дюймовочка. А вот папу, с его мускулатурой, накачанной «железом», пришлось волочить по полу, с большим трудом, до скрипа и стона напрягая усталые мышцы.
Лена заливалась слезами, рыдала, Настя стискивала зубы и пыхтела, но, в общем-то, все прошло нормально. Взяли мужчину за руки, и… как две лошадки. Через порог только трудно было перетащить – голова уперлась. Но и с этим справились, хотя, когда из горла Лениного папы с хрипом и стоном вышел воздух, когда тащили через порог, Лена едва не упала в обморок – побелела и схватилась за грудь.
Всех отволокли в большую комнату, положили на пол возле телевизора. Маму Лены, папу и Настину бабушку. Потом накрыли их покрывалом – не ради соблюдения каких-то там обрядов, а только чтобы не смотреть в мертвые лица. Страшно. И хотелось плакать. Даже сильной Насте.
Настя собрала с полок в шкафу свои вещи, сложила в сумки, отнесла в квартиру Лены. Потом собрали продукты, что были в квартире – их оказалось на удивление много. Замучились таскать. По прикидкам Насти, на этих продуктах семья из трех человек могла бы прожить как минимум полгода, даже не выходя на улицу.
Мама всегда говорила, что бабушка запасается как на войну. Бабушка же смеялась – мол, жизнь научила! Вот нападет на страну враг, тогда и запоете! Прибежите к бабушке покушать!
Мама ругалась: кто еще нападет?! Кому мы нужны?! Меньше слушай Киселева с Соловьевым! Это они все придумывают, мол, весь мир нам враги! А мы ездим по всему миру и видим, что происходит, – на фиг мы никому не нужны! Но бабушка только многозначительно щурила глаза и загадочно улыбалась.
А как-то и выдала: мол, перед войной мы тоже с Гитлером дружили. Пакты подписывали! Ну и где потом оказалась эта «дружба»? Договоры и пакты подписывают только для того, чтобы их нарушить в самый удобный для нападения момент. Америкосы всегда расторгают все неудобные им договоры, наплевав на совесть, честь и всякую такую «латату», придуманную русскими для дураков. Для русских дураков. Во многих иностранных языках и понятия-то такого нет – «совесть».
В общем, тогда они крепко поспорили, даже поссорились и дулись друг на друга дня два или больше. Настя в спор не вмешивалась – куда ей, сопливой? Но на ус мотала. И почему-то точка зрения бабушки ей нравилась больше. Мама все-таки была совершеннейшей раздолбайкой и в политике разбиралась не больше, чем в вождении истребителей. То есть никак. И больше как попугай повторяла высказывания так называемой актерской интеллигенции, в кругу которой вынуждена была вращаться. А эта «интеллигенция», по убеждению Насти, известна своей продажностью… и готовностью за роль не только трусы снять, но и… все, что угодно, сделать.
А потом они помирились. И мама, и бабушка были легкими людьми, долго сердиться не умели. И зло не затаивали. Но за своих готовы были порвать. Национальная черта, так сказать. И Настя в них пошла.
Продукты у бабушки в квартире были везде: в шкафах, в ящиках на лоджии, на антресолях, в кладовке – мука, сахар, пшено, рис, банки тушенки и килька в томатном соусе, макароны и перец, специи и уксус. Ну чего только не было! Лена только глаза пучила и удивленно мотала головой, глядя на гору продуктов, которые нужно перетаскать. Потом сказала, что с такой бабушкой можно не то что мор – атомную войну пережить! И у Насти защипало глаза – нет теперь у нее бабушки. И не будет. Не с кем ей переживать мор.
Закончили таскать уже глубокой ночью, чуть ли не под утро. Лена предлагала оставить все на месте и заняться делом уже утром, но Насте, что называется, вожжа под хвост попала (так бабушка говаривала). Сегодня или никогда! Она сама не знала, почему надо было сделать именно сегодня. Но чувствовала, что это будет правильно.
Может, просто не хотелось возвращаться в квартиру, превращенную в склеп? Разом покончить с этим неприятным делом, и всё тут! И больше в «склеп» не заходить. Кстати, запах там стоял уже просто ужасный. Люди после смерти, как оказалось, пахнут гораздо хуже, чем при жизни. Истина такая… глупая, но ее проверить легко, стоит только зайти в зал с тремя мертвецами. Бррр!
Что будет потом с телами мертвых в квартире, Настя знать не хотела. Или сгниют, или мумифицируются (в сети видела она статью о том, как бабулька умерла и пролежала в квартире год. Мумия фараона, да и только).
Спали девчонки как убитые, по крайней мере Настя. Вымылись, пока еще есть вода (пусть и холодная, но – вода!), и плюхнулись на кровати. Настя спала на диване в большой комнате, Лена в своей комнате. Само собой, спать в спальню, где только что лежала мертвая Ленина мама, никто не пошел.
Забавно, но Лена, перед тем как мыться, тщательно заперлась и на предложение Насти потереть спинку напряженно отказалась. А вот Настя без всяких церемоний потребовала, чтоб ее спинка была потерта, и с некоторым извращенным удовольствием смотрела, как Лена, стараясь не глядеть на голую Настю, трет ей спину, отставив ручку эдак по-интеллигентски, на отлете. И только приговаривала: «Сильнее три! Ну что ты гладишь, как лесбиянка подружку!» А Лена стеснялась и краснела. Вот же мамина дочка! Действительно, как она с мужиком-то в постели будет?!
Договорились с утра совершить обход квартир на предмет нахождения живых людей. Станут бить в двери твердыми тупыми предметами и вызывать народ на разговор. Неплохо было бы еще заранее найти бейсбольную биту… или лучше две. Но такого добра в квартире Лены не было. Впрочем, как и в квартире Насти. Вернее, в квартире Настиной бабушки.
В квартире Лены даже топора не было! И молоток слетал с рукоятки! Ну что за мужик такой, а? Впрочем, вслух это Настя не сказала. Зачем расстраивать девчонку? Она и так немного не в себе.
Найдет Настя себе какое-нибудь оружие – в крайнем случае ножку от стула отломает. В квартиру бабули за топором идти не хотелось. Очень не хотелось.
13 июня, день. Андрей Комаров
Я уехал от могилы родителей через полчаса. Эти полчаса просто стоял и смотрел на город. Отсюда он был виден почти весь – начиная с Юбилейного, заставленного высотными домами, и заканчивая дугой Волги, в дальнем конце которой тонкой ниткой угадывался железнодорожный мост. Все как на ладони – можно поставить пушку и простреливать все районы. Нигде не укрыться.
Хм… и чего это у меня возникла такая дурацкая мысль? Или это потому, что ощущение – я на войне? Впереди город, захваченный врагом, и я должен выжить? И убить врага?
И опять глупо – каким таким врагом? Вирусом, что ли? Так его пушками не одолеешь! Его биологи должны искоренять!
