Встала в ванну, задвинула пластиковую занавеску. Включила воду, отрегулировала, стала поливать себя, стараясь не намочить волосы. Намочишь, придется их сушить, расчесывать – задолбаешься! Неохота. Вечером если только.
Кстати, а где бабуля? На рынок небось пошла, он тут рядом. Старается накормить внучку свеженьким.
Хорошая она! Не то что раздолбайка мамаша… Та сунет денег и вроде как выполнила родительские обязанности. А поинтересоваться, как у дочери учеба, как себя чувствует, так нет. В конце-то концов, просто поговорить можно хоть когда-нибудь?! Сколько Настя себя помнит с тех пор, как уехали в Москву, – она одна. Или с няней, которой до нее, до Насти, совершенно фиолетово, лишь бы время отбыть.
Бабуля, конечно, достает своей заботой, но… приятно, когда о тебе заботятся, когда за тебя переживают! Когда чувствуешь, что ты не одна. Бабуля вообще-то врач, до недавних пор в поликлинике работала, сейчас уже не работает. На пенсии. Скучно ей – вот Настю и тетешкает. Да пусть… не дай бог помрет – никому больше Настя не нужна будет. Так она раз и сказала: «Эх, внученька, внученька… вот помру, и никто о тебе больше не позаботится! Никто тебе подушечку не поправит, одеялко не подоткнет! Мамаша непутевая, ей только задом вилять. Надеюсь, у тебя жизнь сложится по-другому!»
Настя тоже на это надеялась, и даже очень. Очень.
Вдруг затошнило. Да так затошнило, что Настя не удержалась, согнулась в спазме и фонтаном выдала все, что у нее было в желудке. А так как в желудке почти ничего и не было, процесс оказался довольно мучительным. Одна желчь, слизь и… и больше ничего.
Когда Настя пришла в себя, тяжело дыша и отхаркиваясь, она задумалась, надо ли позвать бабулю. Да, скорее позвонить бабуле! Она все устроит! Она вылечит, что бы это ни было! Хоть холера, хоть чума – против бабули не устоят! Порвет за Настю!
Смыла с опоганенных бедер рвоту, быстро вытерлась, побрела в свою комнату на поиски айфона. Подташнивало, голова кружилась, в глазах все плыло. Остановилась у зеркала, посмотрела на себя и с ужасом потрогала живот пальцами правой руки. Живот был багровый, будто ошпаренный кипятком, и притрагиваться к нему очень больно!
Превозмогая слабость, достала из шкафа чистые трусики, майку, оделась. На всякий случай достала еще и уличную майку, и шортики – вдруг придется «Скорую» вызывать? Не хочется сверкать почти голым задом перед врачами.
Из глаз потекли слезы – что с ней?! Что это такое?! Она ведь вообще практически не болеет! Даже грипп, и тот ее обходит стороной, когда полкласса «отдыхает» по справке, а тут… Саратов! Чертов Саратов! Говорят, здесь проводят испытания химического оружия! Или его уничтожают? А еще – тут есть институт «Микроб», где разрабатывают всякие гадости-вирусы, чтобы заражать врагов! Может, оттуда какая-то пакость вырвалась? А что, как в фильмах про зомбаков!
Снова затошнило, и Настя побрела в ванную искать тазик. Про айфон она уже забыла. Настя всегда была очень чистоплотной девушкой, потому физически не могла наблевать на ковер у кровати. Да и вонять потом будет…
Тазик нашелся – старый, еще советский. С розами по эмали и отбитым боком. Настя помнила его всю свою жизнь, похоже, он был гораздо старше ее самой. Поставила тазик у постели и только тогда вспомнила про айфон. Достала его с полки, набрала номер бабули. Та ответила практически сразу – видать, сама хотела звонить. И голос ее был встревоженным:
– Настюш, с тобой все в порядке?! Тут такой ужас! Похоже, эпидемия! Ты не выходи из дома, я скоро приду!
– Бабулечка, приходи скорее! – выдавила из себя Настя, борясь с приступом тошноты. – Мне очень плохо!
И потеряла сознание.
8 июня, 10 утра. Андрей Комаров
Плохо. Мне было ОЧЕНЬ плохо! Началось все утром, часов в девять. Я собирался сегодня поспать подольше – святое дело, каникулы! Можно дрыхнуть, и никто не начнет кричать у тебя над ухом: «Подъем! В школу пора!» Родители все это понимали и, посмеиваясь, старались не разбудить. На столе – вареные яйца вкрутую, лучший завтрак для спортсмена; вазочка с вареньем, хлеб под салфеткой, ну и записка, это уж само собой. Обычно в ней пожелания типа: «Хлеб в печи, вода в ключах, а голова на плечах!» Ага, «Мальчиш-Кибальчиш». Папа мне читал его в детстве, когда я еще не умел читать. Мы лежали рядом, я касался головой его литого плеча, а он читал глуховатым басом, стараясь менять интонации, когда говорил за разных героев. Хорошо было! Очень хорошо!
Хотя мне и сейчас хорошо. Хм… было хорошо. Пока не проснулся от дичайшего приступа тошноты! Меня просто скрутило пополам, и я едва успел добежать до унитаза – плюхнулся на колени и давай рычать! Глотку жгло, перла кислота из желудка – съеденное вечером успело перевариться, так что кроме желчи и соляной кислоты – больше ничего. И тем хуже для меня.
Может, молока попить? Чтобы было чем блевануть?
Только подумал о молоке и вообще о еде, так меня тут же снова начало полоскать. Нет, не то! Если регидрону выпить? Должен где-то быть. Мама всегда говорила: если отравлюсь и меня начнет рвать, так сразу регидрон пить. И воды – много. Мама врач, ей виднее.
Поднялся, пошел умываться, смывать с губ вонючую слизь. Смыл, прополоскал рот, глянул в зеркало и ахнул! Живот весь красный! Ну просто как рак красный! И с какого хрена?!
На всякий случай нашел тазик. Поставил его у кровати и плюхнулся на постель, чувствуя, как тяжело толкается сердце. Голова кружилась, слабость – аж руки трясутся. И что делать? Маме звонить? Хм… ну не папе же. Кто у нас врач? Папа только калечит. Злодеев. Хотя уверен, перевязку он может сделать просто мастерски. Я раз руку себе распорол – вон шрам на запястье, – он так ловко повязку наложил, даже мама удивилась и спросила, чего она о нем еще не знает. Он только отшутился, мол, чего не знает, того и знать не надо. «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам».
Ага, папа не смотри что на вид громила, тупой ментяра – он Шекспира наизусть цитирует, считает в уме, как компьютер, и на гитаре играет. Песен знает – море! Кстати, и поет неплохо.
Нашел смартфон, только собирался звонить маме, и… вот она! Как чует!
– Сынок, ты уже не спишь?
– Мам! – Я хохотнул через силу, борясь с тошнотой. – Если я нажал на кнопку вызова, значит, уже не сплю, как ты думаешь?
– Сынок, с тобой все в порядке?
– А ты откуда знаешь? – вырвалось у меня.
– Что?! – всполошилась мама. – С тобой плохо, да? Живот красный, тошнит, голова кружится?
– Да… – немного растерялся я и тут же сообразил: – Что, я не один такой, да?
– Да! – Голос мамы стал деловитым и внешне спокойным, хотя я чувствовал нотки сдерживаемого возбуждения. – Никуда не ходи. Лежи. Я скоро приду! У нас эпидемия – в основном дети. Есть и летальные исходы – в основном младенцы. Сынок, все очень серьезно! Держись, я скоро!
Я ничего не ответил – а что говорить? Мама все сказала. Теперь лежать и ждать, когда она изгонит из меня беса по имени «болезнь». Что за болезнь, ей виднее. На то она и врач! И мама. Мама меня в обиду не даст!
