– Что? Что ты ей сказала? – резко бросил Аббас. – О чем договариваетесь? О чем бы вы ни договаривались, я все сказал! Обманешь – умрете страшной смертью! Поняла?
– Поняла… – кивнула мрачная, потухшая девица.
Аббас удовлетворенно кивнул:
– Отведите их в душ, пусть вымоются! Одежду им не давать! Сейчас не холодно, пусть так и ходят. Рабыни не должны прикрывать свое тело. Их не трогать! Хватит вам и других девок. Завтра возьмете ее с собой, и пусть приведет вас к тем девкам. Все, работайте! И скажите Зульфии – пусть поесть принесет. Этим тоже дайте пожрать. Идите, идите! Чего встали!
Аббас дождался, когда все выйдут, и растянулся в кресле, закинув ногу на поручень. Ему нравилось быть главным. Очень нравилось. А когда он найдет оружие, все будет совсем хорошо! Чеченцы – лучшие бойцы в мире, потомственные воины! И если кто и должен взять верх в этом мире, так это они, и никто другой! И так и будет! Аллах акбар!
14 июня. Вечер. Настя Самойлова
Их извлекли из багажника, поставили на ноги, хохоча и отпуская скабрезные шутки. Кто-то цапнул Настю за грудь, больно выкручивая сосок. Она вздрогнула и стиснула зубы, ожидая больше издевательств, больше боли. Но резкий голос позади нее, говоривший на незнакомом языке, тут же остановил мучения.
Лену поставили рядом. Она смотрела перед собой, бесчувственная, безразличная, как статуя.
Душа Насти разрывалась от горя: она переживала не за себя, опоганенную, грязную снаружи и внутри, – за Лену, которая стеснялась раздеться даже при знакомой девушке. Для Лены подобные мучения и глумление невыносимее, чем для Насти, отличавшейся здоровой и очень даже устойчивой психикой.
Им на шею надели ошейники – такие, в которых водят собак. К ошейникам само собой шли поводки, недлинные, метра по полтора, кожаные. Таким поводком можно и пороть, что и было продемонстрировано тут же. Девушек несколько раз хлестнули по спинам и ягодицам – не зло, не чтобы доставить боль, а чтобы показать этим гяурским рабыням их место.
Они с Леной теперь рабыни, и придется им совсем не сладко. Окружающие их скоты почти все время говорили по-русски и редко по-своему, на незнакомом Насте языке, наверное чеченском. И скоты уже с десяток раз с удовольствием сообщили им, что они теперь именно рабыни. А если они откажутся как следует ублажать «джигитов», то… и дальше шло описание всевозможных «развлечений» для строптивых девок.
Все было понятно с самого начала – для чего еще могут ловить девчонок подростки, да еще и кавказских национальностей, полностью вышедшие из-под контроля и власти закона? Зверьки! Мерзкие, тупые, гнусные зверьки!
Нет, они зверьки не потому, что все они кавказцы. Настя терпеть не могла ксенофобских высказываний кого-либо. И кавказцев сторонилась не потому, что считала их нелюдью. Нормальный, воспитанный человек не может быть патологическим ксенофобом – это ей вдалбливали в голову с самого детства, а в школах, где она училась, всегда было много учеников разных национальностей: и кавказских, и среднеазиатских, были даже китайцы и корейцы. Нет, она сторонилась кавказцев из-за их чуждости – другое мировоззрение, другое отношение к женщинам. Ее всегда раздражал эдакий комплекс превосходства кавказского мужчины над всеми без исключения женщинами! И пусть он абсолютный болван, который и на русском-то двух слов связать не может, не говоря уж об английском, французском и испанском. Зато он кавказский мужчина, а потому он «самый, самый, самый»!
И на хрена Насте такие приятели? Пусть тусуются у себя, в своих компаниях, покупают доступных девок, которые согласятся быть с ними за деньги. Настя же – ни за деньги, ни за любовь. Никак! Нельзя иметь с ними дело – насмотрелась…
Их с Леной потащили за собой, как собачек, на поводке. Завели на второй этаж – по длинному коридору проходили мальчишки разных возрастов и комплекций, но все или кавказской нации, или… да, было несколько парней восточного типа, вроде казахов и киргизов. Что тоже по большому счету понятно: вера-то одна, а этой банде нужно укрупняться, так почему не укрупниться за счет единоверцев? Сейчас если что и будет иметь значение, так это единая вера – нужно же как-то скреплять коллектив? Мусульмане – к мусульманам, христиане – к христианам.
В отличие от мусульман, с самого детства принявших веру и ее истово соблюдающих, христианские дети в большинстве своем были совершеннейшими атеистами и даже богохульниками. В результате многолетнего промывания мозгов либеральными «учителями», извратившими христианское учение, убеждающими молодежь в нормальности однополых браков, многие молодые люди перестали верить в Бога и даже ударились в откровенный сатанизм. Ведь свободный (либеральный!) человек имеет право верить во что угодно, и никто не в праве запретить ему служить даже Сатане.
Скорее всего, группы, которые скреплялись исламом, должны были стать гораздо более крепкими и устойчивыми, чем подобные им группы, лишенные каких-либо идеологических скреп. Но так ли это, покажет только время. С первого Дня непослушания прошло всего ничего – неделя.
Девушек грубо толкнули к стене, дернув поводок, и приказали сесть на пол. Они присели на корточки, потому что усесться на грязный, истоптанный башмаками пол мог бы только бомж, абсолютно махнувший на себя рукой, но никак не девушка, патологически заботящаяся о чистоте своего тела и думающая о ней даже сейчас – избитая, изнасилованная, грязная и полная самых что ни на есть дурных предчувствий.
Четверо из тех, кто их поймал и потом над ними издевался, остались сидеть перед ними на стульях возле стены. Настя даже прикинула, успеет ли выхватить у одного из гадов мачете и сумеет ли порубить зверенышей, прежде чем ей самой отрубят башку. Выходило, если даже и успеет выхватить, то долго она не проживет. Пацаны были жилистыми, крепкими, спортивными и выглядели старше своих лет.
Не сможет определенно. Только зря погибнет.
Сидеть пришлось недолго – минут десять, не больше. Выскочивший в коридор конвоир схватил поводки, раздавая оплеухи пленницам, и потащил за собой. Лена чуть не упала от рывка, и Насте пришлось ее поддержать. Лена благодарно посмотрела на Настю и крепко зажмурила глаза, мол, спасибо! Настя даже немного порадовалась – не сошла с ума подруга, адекватна! Соображает!
В комнате трое: тот, кто их притащил, и еще двое – один стоял, второй сидел в офисном кожаном кресле.
Тот, что в офисном кресле, явно тут главный – взгляд его холоден, рожа надменная, как у какого-нибудь восточного хана, а рядом стоит ружье как атрибут власти. Он осмотрел девушек и даже принюхался. А когда узнал и понял, что произошло, взбесился и потянулся за ружьем. И Настя поняла – вот сейчас наступит конец. Совсем конец! Навсегда! Сейчас ее убьют, а потом, как падаль, выбросят куда-то на помойку, и ее будут жрать крысы, и она никогда не отомстит тем, лица которых запомнила навсегда! Тем, кого внесла в свой список, как девчонка из «Игры Престолов», убивавшая врагов одного за другим!
И мозг Насти, работавший сейчас как суперкомпьютер, выдал единственно возможный план. И главное в нем было – чтобы Лена не раскололась и не сдала. Единственное слабое место – Лена.
