Пришлось все-таки отъехать чуть подальше, надеясь на то, что те, кто там вопит, бегает и гудит движками автомобилей, на заметят, что одна из машин на дороге слегка сдвинулась с места.
– Гля-а-а! – с непомерным удивлением протянул Митька. – Девка! Голая! Бежит!
Я присмотрелся и тоже чрезвычайно удивился: впереди, метрах в ста от нас, бежала совершенно голая и вроде как окровавленная девчонка. Бежала она быстро, эдаким волчьим стелющимся шагом, и выглядело это красиво и необычно. Я даже на несколько секунд забыл о том, где мы находимся и что происходит, завороженный таким красивым бегом.
На шее у девчонки было что-то нацеплено, и от этого «чего-то» тянулась тонкая черная веревка, почти доставая до земли.
Но потом наваждение кончилось – я услышал яростные крики и увидел цепочку парней, гнавшихся за девушкой. В руках они держали бейсбольные биты и блестевшие в солнечных лучах мачете. То, что они гнались за девушкой, – сомнений никаких. Среди выкриков слышался и мат, и что-то вроде: «Эй, стой, шлюха! Хуже будет!» – какие тут могут быть сомнения? И нужно принимать решение.
Вообще-то решение тут единственное – я знал, я чувствовал, что девушку нужно спасать, а тех, кто гонится за окровавленной девчонкой, надо уничтожать. Это даже не знание, это как инстинкт. Не должна девушка бегать по улице голой и окровавленной, и не должны за ней гнаться парни с битами и мачете. Если только это не совсем плохие, не имеющие права жить парни.
– Андрюха, давай, – азартно крикнул Митька. – Валить их надо! Спасать девку! Ну?!
– Баранки гну! – адекватно ответил я. – Будто сам не знаю! Готовьте оружие, помните, что я сказал! Погнали!
Когда я оказался от места происшествия метрах в пятидесяти, драма подошла к своему закономерному разрешению – не может одна голая босая девушка выдержать погоню молодых, шустрых парней, да еще и подкрепленных техническими средствами в виде «Приоры» и старого потрепанного «Хундая». Девчонку обошли полукругом и едва не сбили машиной, перекрыв отход во все возможные стороны, кроме как на мост, откуда сейчас приближались мы.
Из машин выскочили еще несколько человек с битами и мачете, девушка встала перед ними вроде как в боевую позу, держа в руке что-то вроде маленького ножа, видимо, готовясь к последнему в своей жизни бою. Но тут появились мы.
Я рванул джип вперед и остановил его метрах в пятнадцати от разгоряченной бегом толпы – сделал разворот-полукруг и встал так, чтобы удобно было стрелять. Движок заглушил, оставив джип на скорости, высунул в окно ствол «ПК».
– В девчонку не попадите, осторожнее! – рявкнул я и тут же приказал: – Огонь!
Пулемет затрясся, и трое возле машины полетели на землю. Пули сметали растерявшихся, застывших на месте парней, сдували, как из пожарного шланга. Девчонка, слава богу, присела, сжавшись в комок, и я облегченно вздохнул – сообразила! А может, просто испугалась, но какая разница? Главное, теперь ее вряд ли зацепит случайная пуля.
Один из парней каким-то образом сумел ускользнуть от расправы и забрался за руль «Приоры». Дал газу на задней передаче и попытался уйти. Да хрен ему! «ПК» 7.62 – это тебе не шутка! Он эту машинку навылет пробивает!
И пробил.
«Приора» слетела под откос, перевернулась и осталась лежать на крыше, как жук-навозник, перевернутый ногой мальчишки. Жужжали, шевелились колеса-ноги, а из салона так никто и не показался – скорее всего, водитель был мертв или тяжело ранен. Потом проверю… и добью. Сейчас не до него.
Вообще-то даже странно – я не испытываю никакого дискомфорта от того, что убиваю людей. Вот тогда на Горе – перестрелял толпу шпаны. И что? И ничего! Хотя, судя по рассказам «бывалых», я должен бы блевать еще как минимум полчаса – людей же убил! Как так?!
А никак. Все равно как банки-мишени расстрелял. Никаких переживаний – только удовлетворение от того, что сумел хорошо попасть. И все.
И вот сейчас человек пять завалил, вон они, валяются в лужах крови, – и хоть бы какая-то мысль о том, что это люди, что убивать их нельзя! Попал – вот и хорошо! Девчонку не задел – вот и отлично! Никаких угрызений совести и самокопаний.
А еще было очень даже любопытно, чего это она голая и почему у нее на шее что-то вроде собачьего ошейника.
Мы сменили магазины, и я приказал:
– Пошли! Посмотрим, что там и как.
И мы вышли.
Девушка смотрела на нас широко открытыми и будто невидящими глазами. Она абсолютно нас не стеснялась, хотя я отсюда, метров с пяти мог разглядеть даже самую маленькую складочку на ее теле. Во всех самых интимных подробностях. Но не рассматривал, хотя девчонка была очень красива: и своей совершенной, почти женской, но еще девичьей фигурой, и лицом – подростковым, но… все-таки женским. Эдакая женщина-подросток, мечта любого мужчины.
Не рассматривал потому, что мне было стыдно. Несчастная девчонка, загнанная, как раненая лиса, стоит перед одетыми парнями, и ей нечем даже прикрыться. Стыдно еще и потому, что я не сумел ее защитить – я, взрослый, серьезный парень, не сумел найти эту девчонку и укрыть от бед, которые на нее свалились. А зачем еще мужчины, если не укрывать женщин от беды? По крайней мере, так говорил мой папа. И так думаю я.
Девушка осмотрела нас с ног до головы – спокойно, без эмоций, потом отвернулась и пошла к одному из своих преследователей, каким-то чудом оставшихся в живых. Он начал подвывать, вытянув руку в защитном жесте, девушка ему что-то сказала, негромко, неразборчиво, а потом наклонилась, подобрала с земли мачете и… начала рубить раненого – деловито, без выкриков и угроз. Просто рубила, выдыхая воздух при ударе… как лесоруб, подрубающий дерево.
Летели брызги, звенела сталь, проходя через плоть и ударяясь в дорожное покрытие, а девушка все рубила и рубила, превращая тело парня в кровавое месиво, в фарш, в груду вонючих, пахнущих нечистотами и кровью кусков плоти.
И тут я не выдержал:
– Хватит! Прекрати!
Девушку будто выключили. Или, наоборот, включили. Она вздрогнула, прыгнула в сторону, держа мачете перед собой, и хрипло, срывающимся голосом завопила:
– Не трогайте меня! Не трогайте! Я всех убью! Всех! Мрази! Мрази…
Губы ее прыгали, глаза так широко открыты, что кажется – сейчас выпадут из орбит. Тело сотрясла крупная дрожь… а потом глаза закатились, и девчонка мягко шлепнулась на асфальт, так что ее правая щека с полуприкрытым, отсвечивающим белками глазом оказалась в темной луже, натекшей из зарубленного ею парня. Мачете же выпало из руки и, зазвенев, подкатилось к моим ногам.
– Это чего такое было? – Митька осторожно потрогал голое бедро девчонки носком ботинка, потом толкнул мачете, отбрасывая его от неподвижного тела. – Она померла, что ли? Жалко… красивая девка!
– Тебе бы все о траханье думать! – внезапно рассердился я.
Митька растерянно пожал плечами:
