– Что-то ты сегодня в облаках витаешь, – усмехнулась Лиа.
– Да нет.
– Вот как? Ты положила мясо для тако не в лепешку, а на брауни.
Я опустила взгляд на свою тарелку – и правда, на ней словно проводился эксперимент по смешению вкусов. Еще и желе посыпано тертым сыром. Вряд ли мне удастся сделать вид, что это специально.
– Упс! – весело сказала я.
Девочки рассмеялись и, к счастью, оставили меня в покое.
Все шло хорошо, пока мы не начали играть в «правду или действие». Мне всегда нравилось делать всякие глупости. Я готова к заданиям вроде «Поцелуй аквариум» или «Позвони в пиццерию и повесь трубку, если осмелишься». А вот говорить правду мне совсем не по душе.
Сегодня меня особенно задел вопрос: «Скажи честно, тебе нравится Исайя – прямо нравится?»
Казалось бы, нет ничего проще, чем ответить: «Ну уж нет!» Но почему у меня такое чувство, будто я соврала?
Похоже, никто из девчонок не заметил моего замешательства. По крайней мере, я на это надеюсь. В конце концов, не могла же я в Исайю влюбиться, правда?
– Вот еще, – проворчала Бекки. – Как бы не так! Да Энди и сама понимает, что я перестану с ней дружить, если она начнет встречаться с этим задротом.
Я поднялась за попкорном, чтобы никто не заметил, как у меня покраснели щеки. Не знаю даже, смутилась я или рассердилась. Почему для Бекки так важна популярность? Почему для меня так важно ее мнение? Разве невозможно представить, что Исайя может кому-то понравиться? Он довольно милый. Стрижка бы ему не помешала, да и одежда на размер поменьше, но глаза у него красивые и улыбка приятная. Да и вообще он хороший человек.
Джизела предложила включить фильм, и я вздохнула с облегчением. Что угодно, лишь бы не «правда или действие»! Спустя час «Идеального голоса» мы попытались хором спеть а капелла, но вышло у нас ужасно. По крайней мере, у меня. Не успела я оглянуться, как началась битва подушками. Я громко смеялась и всю оставшуюся ночь провела как обычная девчонка из средней школы. Мы ели пиццу, слушали зажигательную музыку, делились секретами, и, казалось, все наши проблемы отошли на задний план. На время я притворилась, что ничего не скрываю от подруг. Притворилась, что ничего меня не беспокоит и не отвлекает от веселья. И я не замечаю, как меня подкалывает Бекки. Или эта пижамная вечеринка напомнила нам о том, как все было раньше, и мы отчасти вернулись в те времена.
В любом случае, сегодня в моей жизни не было места призракам.
* * *
Наутро я вспомнила, что никого не попросила меня забрать из школы. Позвонила сестре – она сказала, что не может уйти с работы. Набрала папин номер, нервно стуча ногой по полу. Он не ответил. Я для вида оставила ему голосовое сообщение, а потом повесила трубку и, повернувшись к отцу Бекки, соврала:
– Видимо, он тоже занят на работе. Я пройдусь, ничего страшного.
В итоге домой меня отвез папа Бекки, и благодаря этому я вернулась в реальность. Вспомнила, как раньше за мной приезжала мама. Как она не отпускала меня к Бекки, не поговорив с ее отцом. И даже после этого засыпала меня вопросами о том, чем мы собираемся заниматься. А я ей говорила, во сколько меня забрать.
Я знаю, что папа нас очень любит. Просто он слишком потерян, чтобы думать о таких мелочах, да и не привык он за мной заезжать. Наверное, он даже не догадывается, что мне чего-то не хватает.
Придя домой, я обнаружила, что там никого нет. Неизвестно, когда вернется папа, так что надо тщательно проработать стратегию. Я опустилась на диван в гостиной, на ту самую подушку, которую недавно опрыскала спреем для тела, – туда, где обычно сидела мама. Мне не хватало вдохновения. Я закрыла глаза и откинулась на спинку дивана, ощущая, как меня окутывает мамин аромат.
– Мы давно с тобой не разговаривали, мама, – тихо сказала я. Надеюсь, она меня слышит, где бы она ни была. – Пока всем нам лучше не стало, но об этом ты, наверное, и так знаешь. Я пытаюсь хоть что-нибудь изменить, но не уверена, что задумка хорошая; впрочем, выбора у меня нет. Мы все очень по тебе скучаем. Ты за многое была ответственна, и никто не взвалил на себя твои обязанности. Да, мы стараемся, но, видимо, на все нас не хватает. В общем, просто хотела сказать, что я о тебе не забыла, если ты вдруг сомневаешься.
Я перевела дыхание, похлопала ладонью по дивану и встала. Так, кто больше нуждается в призрачном послании? Пейдж или папа? Разумнее всего было бы выбрать папу, но с Пейдж я пока что добилась большего. К тому же она изо всех сил старается удержать нашу семью на плаву. Сестра заслужила искорку надежды.
Более того, я точно знаю, что раньше четырех Пейдж домой не вернется, так что времени у меня достаточно.
Комната у нее идеально чистая. Как ни странно, сестра умудряется сохранять там порядок, даже когда вся ее жизнь переворачивается с ног на голову. К ней я тоже давно не заходила. Очевидно, в последнее время мы все еще больше замкнулись в себе.
До сих пор помню, как я тайком пробиралась к Пейдж в комнату и крала ее игрушки и тетрадки. Она топала ногами, кричала и убеждала родителей в том, что ей нужен замок на дверь.
Здесь я повела себя так же, как недавно в комнате отца, – изучила обстановку.
На темно-фиолетовом стеганом одеяле лежала одинокая плюшевая хрюшка – Пейдж выиграла ее на городской ярмарке, когда ей было восемь. Для маленькой девочки это была огромная победа, и сестренка страшно ей гордилась. Неважно, сколько Пейдж лет, она не расстается с этой игрушкой. Наверняка потом ей вручали и более крупные призы, но свинка все равно оставалась особенной.
Небольшой письменный стол примостился в углу у окна. На нем, как и на кровати, почти ничего не было. Папка для бумаг. Старый пластиковый стакан под карандаши, ручки и маркеры. Пробковая доска над столом – пожалуй, самая неряшливая деталь во всей комнате. Она вся покрыта фотоснимками, билетиками и открытками из тех мест, где мы побывали. А еще дипломами и медалями. На доске есть даже автограф одного из членов группы «Jonas Brothers», не знаю – какого именно. Когда-то у нас в городе проводилась встреча этих музыкантов и их фанатов, и мама отвела туда Пейдж. Они четыре часа стояли в очереди, и мама зареклась больше никогда не ходить на подобные мероприятия, хотя ее смешили визги Пейдж. Думаю, на самом деле мама бы еще хоть тысячу раз ее туда отвела. Пейдж уже явно переросла эту группу, но она хранит на своей пробковой доске все, что когда-либо имело для нее значение.
Слева над столом возвышался комод. Родители взяли его для детской на гаражной распродаже, когда Пейдж была еще совсем маленькой, и выкрасили в нежно-розовый, еще и в белый горошек. Примерно в моем возрасте Пейдж сумела их убедить, что переросла узоры в горошек и розовые обои. Теперь стены сиреневые в белую полоску. Комод тоже перекрасили в белый. Ручки сделали фиолетовыми, под цвет обоев. Сейчас краска слегка потрескалась, и под ней виднелось старое дерево.
Шкатулка с украшениями стояла на комоде. Я понимала, что не должна ее открывать. Если Пейдж догадается, что я к ней заходила, она меня прибьет, особенно когда узнает, что я копалась в ее вещах, но мне нужно придумать нечто особенное, чтобы приободрить сестру. Я откинула крышку – шкатулка оказалась полупустой. Пейдж почти не носит украшений. Ничего особенного интересного там не лежало, только серьги – возможно, из «Клэр».
