В заключение Минго сказал:
– Мы построили здесь чудо. Но такое сокровище надо беречь, его надо холить и лелеять, иначе оно зачахнет, как роза от внезапных заморозков.
Во время аплодисментов Ландер о чем-то шептался с младшей девочкой Минго. Она вынула из своего букетика искусственный цветок и вставила его в петлицу зеленого сюртука, а Ландер, притворяясь, что вдыхает аромат, комически закатил глаза.
– Наша очередь, – сказал Рой, когда Ландер, пожав Минго руку, занял его место за аналоем.
Рой провел с ним весь этот день, они вместе ходили по окрестностям и беседовали. О чем Ландер собирался говорить на собрании, Рой Коре не рассказывал, но выглядел он обнадеженным.
Раньше, когда заходила речь о переезде, он говорил, что лучше подаваться не на Запад, а в Канаду.
– Там к свободному негру относятся как надо.
А что делать с работой на железной дороге?
Но ведь когда-то надо и осесть, семьей обзавестись. А какая тут семья, если все время мотаться с поручениями от железной дороги? Стоило ему оседлать этого конька, как Кора переводила разговор на другую тему.
Теперь Коре и всем присутствующим предстояло своими ушами услышать, что было на уме у бостонского гостя.
– Брат Минго сказал немало правильных вещей, – начал Ландер. – Всех спасти невозможно. Но это не значит, что не надо пытаться. Порой полезная иллюзия лучше бесполезной правды. Пусть в этом проклятом холоде ничего не вырастет, но цветы, возможно, у нас все равно будут. То, что из рабства можно вырваться, – это иллюзия. Куда бежать? Есть шрамы, которые никогда не изгладятся. Человек, на глазах которого продавали мать и пороли отца, который видел, как хозяин или надсмотрщик издеваются над его сестрой, разве такой человек сможет сбросить оковы и сидеть тут, в новой семье, свободный от всякого ига? Весь прошлый жизненный опыт должен был бы убедить вас, что свобода – это западня, но, тем не менее, вы здесь. И побеги продолжаются, когда с небес смотрит полная луна, указующая путь в убежище.
И ферма Валентайнов – еще одна иллюзия. Где это слыхано, что у негров должно быть убежище? Где это слыхано, что они имеют на это право? Каждый миг вашей наполненной страданиями жизни говорит об обратном. Логика исторического процесса утверждает, что такого просто не может быть. Что это мираж, иллюзия. И все-таки мы здесь.
Да и Америка – это тоже иллюзия, причем величайшая из всех. Представители белой расы верят – и верят всем сердцем, – что имеют право забрать эту землю себе. Убивать индейцев. Развязывать войны. Порабощать своих братьев. Если бы в мире существовала хоть какая-то справедливость, эта нация была бы стерта с лица земли, поскольку зиждется на убийстве, грабеже и жестокости. Ан нет!
Мне следует высказать свою точку зрения на призыв Минго к постепенному развитию и к тому, что надо закрыть наши двери перед теми, кто нуждается в помощи. Мне следует ответить тем, кто полагает, что это место слишком досягаемо для тяжких последствий рабства, и поэтому нам лучше будет перебраться на Запад. Я не должен решать за вас. Я не знаю, что мы должны делать. Я говорю «мы». Потому что единственная вещь, которая роднит нас, – это цвет нашей кожи.
Мы – потомки людей из разных краев Африканского континента. А он весьма велик. В замечательной библиотеке брата Валентайна есть множество атласов и карт, так что вы можете это увидеть. У наших предков были совершенно разные средства существования, разные обычаи, они говорили на сотнях разных языков и наречий. И все это великое разнообразие попало в Америку в трюмах невольничьих судов. На Юг и на Север. Их сыновья и дочери собирали табак, выращивали хлопок, работали на гигантских плантациях и крохотных фермах. Черные руки построили Белый дом, где теперь сидит правительство нашего народа. Среди нас есть мастеровые и повитухи, священники и торговцы. И опять я говорю «мы». Мы – это множество разных людей, и мы не единый народ. Как может один человек говорить за огромное дивное племя, которое к тому же не едино, это множество разных племен, с миллионом чаяний, надежд и желаний и для себя, и для своих детей?
Мы – африканцы в Америке. Вещь в мировой истории новая, поэтому образцов, по которым мы будем жить дальше, не существует.
Нам довольно цвета нашей кожи. Это он собрал нас здесь сегодня ночью и заставил говорить, это он поведет нас в будущее. Большая цветная семья будет жить рядом с большой белой семьей, и я абсолютно убежден, что взлеты и падения нам суждены общие. Пути сквозь дремучие дебри нам неведомы, но если кто-то упадет, другие его поднимут, и вместе мы дойдем до конца.
Когда бывшие обитатели фермы Валентайнов, рассказывая детям и внукам о том, как они когда-то жили и чем все закончилось, их голоса даже годы спустя дрожали. В Филадельфии, в Сан-Франциско, в крохотных городишках или на ранчо, в конце концов ставших им домом, они оплакивали тех, кто погиб в тот вечер. Они рассказывали родне, как воздух в комнате стал колючим, его словно разгоняла невидимая сила. Все родившиеся что на воле, что в оковах были едины в тот миг. Миг, когда Полярная звезда ведет за собой и возникает решимость бежать. Возможно, они стояли на пороге какого-то нового порядка, или лязгнул затвор беспорядка, или все уроки прошлого перевесило их будущее. Или, может быть, время по собственной прихоти придало всему происходящему весомость, совсем ему не свойственную, и все стало, по слову Ландера, иллюзией, у которой они были в плену.
Иллюзией, которая вполне могла оказаться правдой.
Выстрел попал Ландеру в грудь. Он повалился навзничь, потянув на себя аналой. Рой первым вскочил на ноги. Когда он бежал к упавшему Ландеру, три пули попали ему в спину. Рой задергался, как в падучей, и рухнул. Воздух разорвал хор ружейных залпов, воплей, звук бьющегося стекла; молельный дом захлестнул бешеный водоворот.
Снаружи раздавался вой и улюлюканье белых, упивавшихся побоищем. Обезумевшие обитатели фермы рвались к выходу, протискиваясь между скамьями, наступая на них, наступая друг на друга. К дверям было не пробиться, и люди стали вылезать в окна. Грянули еще выстрелы. Сыновья Валентайна, поддерживая отца, пытались вывести его наружу. Глория склонилась над бездыханным Ландером, но поняв, что ему не поможешь, поспешила следом за детьми и мужем.
Голова Роя лежала у Коры на коленях, совсем как тогда, на пикнике. Перебирая пальцами его кудри, она баюкала его и рыдала. Он улыбался ей сквозь кровавую пену, вскипавшую на губах, и говорил, что бояться не надо, что тоннель снова спасет ей жизнь.
– Иди в лес… к сторожке… узнаешь, куда он ведет… потом расскажешь мне…
Его тело обмякло.
Двое мужчин подняли и оттащили ее от Роя. Ей было сказано, что тут оставаться нельзя, опасно. Она узнала Оливера Валентайна, вернувшегося внутрь, чтобы вывести остальных. Он громко кричал, по лицу его текли слезы. Но едва Кора вышла на улицу, она тут же оказалась оторвана от своих спасителей. На ферме царил хаос. Белые налетчики с пьяными от восторга рожами волокли мужчин и женщин в темноту.
