– Гуторенки. Чужак. Беда. Смерть, – дополнила луноградка послание и приступила к передаче.
Она никогда не выбирала конкретного шамана: слишком сложная и тонкая работа. Била наотмашь, придерживаясь принципа: кого-нибудь зацепит. Травой она очертила тонкую линию круга вокруг себя. Перья привязала к нити, которую надела на шею. Камни взяла в обе ладони и крепко сжала. Именно лабродариты и должны были мысленно перенести ее в срединный мир. А перышки облегчали задачу, даря легкость. Плакун-трава гарантировала возвращение сознания назад в тело, ибо лучшего средства для поиска не найти.
Женщина закрыла глаза и пробормотала призыв. Вначале ничего не происходило, словно ни один шаман не находится в трансе. Этот простенький обряд всегда отнимал массу сил, ибо вызывать приходилось раз за разом, словно крючок закидывать в воду, и ожидать кто «клюнет». Самое приятное то, что редкий шаман способен отличить вызов Зверя от вызова Нижних. Способ влияния придумала не она, но пользовалась им частенько.
В этот раз повезло через каких-то полсотни шерстинок. Да так повезло, что Таяна чуть не потеряла едва установившуюся связь. Ответов пришло сразу несколько. Посчитать сколько она не смогла, как и отследить на кого «наткнулась», но послание передала в точности.
– Гуторенки. Чужак. Беда. Смерть, – она повторяла раз за разом, сколько хватило сил. Кто-нибудь да принял.
* * *
Дарен вернулся домой лишь вечером. Глаза его настолько приноровились к яркому свету срединного мира, что нужда прятаться в ночи пропала. Аннель, конечно, не поняла причины столь долгой и дневной прогулки, а лишь простодушно радовалась возможностью похвастаться. Чародей охотно поддержал игру и позволил ей продемонстрировать не только наряд, но и себя. Пусть знают, что эта женщина уже занята. Им!
Первое, что он заметил, войдя в горницу, – сломанный засов. Половинки тяжелой дубовой доски выглядели искромсанными и сломались столь неравномерно, что причину он угадал сразу.
– Разрыв-трава, – определил он, оценивая остатки порошка на кончиках древесины. – Все Таяна. Ты труп!
Он выскочил вон, поймал первого подвернувшегося беса и тряхнул за хвост:
– Почему не остановил? – Тот жалобно заскулил, тыча пальцем в сторону печи. – Точно труп!
Дарен отшвырнул беса и устремился к бывшей аманте. Бег до ее дома малость остудил его пыл. В ее владения он вошел почти спокойный. Труп сменился на трепку. Хорошую такую, чтоб надолго запомнила: его трогать нельзя.
Стучать в дверь не стал. Тщательно сдерживаемое бешенство придало силы. Пара пинков и одна из двух створок хрустнула от удара. А ведь Дарен среди луноградских считался вовсе не самым сильным. Были и сильнее, но то исконные, рожденные в этом мире. Он методично доломал дверь и с недоумением пожал плечами:
– На кого рассчитано, не пойму?! Уж, если меня не остановила…
Подскочил дворецкий. Обычный. Даже не бес. Впрочем, те тоже мало, что умели. Но эти вовсе защита от воспитанных, кои отродясь не жили в Лунограде. Дарен «не заметил» знаков и помчался наверх, с удовлетворением отмечая запах крыс – его маленькая месть за любовь бывшей к публичным скандалам. Расположение горниц в этом доме он знал не хуже, чем в собственном.
Мог бы и напрямую пройти, как Грес, но недавний обряд отнял слишком много сил. Пройдет не один клок, прежде чем он сможет колдовать столько же, сколько и раньше. Конечно, можно не приходить к Аннельке – это сэкономит силы, – но именно теперь этого хочется больше всего. Сложно, в общем, с эмоциями…
Таяна сидела у стола и с блаженным видом любовалась видом из окна. Дарен стиснул зубы: не успел. Такой довольный вид у первой стервы Лунограда бывает только после пылкой ночи и превосходной пакости. Увы, но постель даже не примята. Да и в горнице больше никого нет. Честное слово, сегодня он бы обрадовался новому объекту ее страсти.
– Что натворила? – рявкнул он, выдергивая Таяну со стула.
Та взвизгнула, взмахнула руками и отчаянно затрясла головой, глядя круглыми от ужаса глазами.
– Тебя ждала! Тебя! – она уперлась ладонями в его грудь, пытаясь оттолкнуть.
– Врешь! – он тряханул ее с такой силой, что тонкая ткань лопнула, расползаясь уродливыми дырами. – Что задумала? Отвечай!
– Ничего! Правда, ничего! Тебя ждала, – повторила бледная задыхающаяся женщина.
– Зверем клянись!
Она замотала головой, жадно хватая воздух. На лбу выступила испарина.
– Клянись! – Дарен резко развернул ее, сжимая горло, дабы не осталось сомнений в намерениях.
Таяна забилась в руках и с трудом прохрипела:
– Нет! Невиновата.
– Клянись! – она мотнула головой и лишь руками замахал сильнее: – Неужто я страшнее Зверя?
– А все едино! – выплюнула она со злостью, и захохотала едким безумным смехом.
Дарен на миг прикрыл глаза: этого он и боялся. Зверь не прощал лжи, убивая на месте. Потому клялись им так редко, что и не припомнить, когда слышал в последний раз и от кого. Смельчаков было не много.
Все закончилось слишком быстро. Он силой надавали ей на голову, разворачивая, и откинул пустое тело от себя. В том, что Зверь не примет ее дух, он не сомневался. Зверь прощал многое, но не покушение на своего любимчика.
Осталось разобраться, какую кару она придумала ему. И ему ли? Сердце болезненно кольнуло. Ревнивая ведьма могла нацелиться как на него, так и на Аннельку. А может и на них обоих. И если за себя он не переживал, то не беспокоиться о ней не мог. О том, что будет, если пострадает только один из них, он и вовсе старался не думать.
* * *
С тех пор Дарен бывал у Нюры чаще, чем у себя дома: утром приходил, вечером уходил, надеясь, что ночь пройдет спокойно.
Горяна до того к нему привыкла, что стала поглядывать с одобрением. Она тихонько готовилась к обряду и ненавязчиво наставляла дочь, которой предстояло, как ей казалось, вскоре покинуть дом.
Клоки менялись, ничего не происходило, а взвинченное состояние понемногу отпускало. «Не сработало», – решил он, направляясь в гости позже обычного.
Лишь подойдя поближе к дому Нюры, он разглядел толпу, что бесновалась у входа. Дарен остановился, вглядываясь внимательней. Этот миг он уже видел раньше. Вот только происходящее в доме осталось за пределами видения.
К дому он подлетел в четыре широких скачка и ворвался внутрь прежде, чем хуторяне остановили. Нюры дома не было. У окна стояла Горяна и низенький кругленький лютый. Он пронзительно верещал, размахивая руками и напирая на перепуганную женщину. Она отступала, приложив ладонь ко рту, точно хотела ответить, но боялась.
«Шаман», – с презрением опознал Дарен. Этих он недолюбливал за откровенное шарлатанство. Слабенький дар давал им возможность возвыситься и привирать в свою пользу. Чародейство они называли бесовым проклятьем, скромно утаивая, что толика силы есть и в них. А может, и правда, не знали в силу невежества?!
