2 ноября 2000 года в очередной раз закончился срок следствия по «кремлевскому» делу. Впрочем, «крайняя» дата была мгновенно передвинута Генпрокуратурой еще на месяц — до 2 декабря. Вместе с тем Кремль, судя по всему, посчитал, что политические цели в отношении меня достигнуты, и уголовное расследование постепенно вошло в обычное русло. Стало понятно, что рано или поздно оно должно, наконец, развалиться. Лишь нежелание публично объявлять о своем полном фиаско заставляло прокуратуру «тянуть» его еще дольше.
Вспомним: 24 августа 2000 года было прекращено расследование эпизодов, связанных с пленкой. Поскольку экспертиза, несмотря на мощное давление, так и не идентифицировала заснятого на ней человека с Генеральным прокурором, Кремль понял, что «выжал» все, что можно, из этой ситуации, и потерял к этой части обвинения всякий интерес. В этот же день с такой же формулировкой — «отсутствие состава преступления» был прекращен эпизод, связанный с получением квартиры. Чуть позднее, 29 сентября, закрыли эпизоды, связанные с написанием художником А.Шиловым двух портретов (моего и моей жены), а также строительством дома отдыха работников прокуратуры в Орловской области.
Расследовать к тому моменту было уже практически нечего. Оставался лишь эпизод с костюмами — последнее, за что двумя руками держалась Генпрокуратура. В конце концов, чтобы избежать ненужных вопросов общественности и показать, что дело против Скуратова имеет какой-то смысл, только на десятом (!!!) месяце расследования, 31 января 2000 года, Пименов предъявил мне полностью надуманное и необоснованное обвинение в злоупотреблении должностными полномочиями, выразившимся в «безвозмездном приобретении 14 костюмов и других вещей общей стоимостью 39 тысяч 675 долларов США».
Удивительное дело: начинали с видеопленки и «девочек» — закончили костюмами. Расследование по костюмам несколько месяцев топчется на месте, новых фактов никаких, и вдруг на пустом месте — обвинение!
О пленке же — ни слова. Добиться какого-либо вразумительного ответа от своих бывших коллег по поводу законности этого обвинения ни мне, ни моим адвокатам так и не удалось.
* * *
8 февраля тот же Пименов выносит постановление о применении по отношении ко мне меры пресечения — подписки о невыезде. Именно в тот момент я получил приглашение из США с просьбой прочесть ряд публичных лекций и провести встречи с юристами.
И тут же у меня изъяли загранпаспорт в связи с тем, что я нахожусь под подпиской о невыезде.
Истинная причина этого — желание не допустить моего выезда за рубеж и таким образом предотвратить встречи с западными коллегами и политиками на фоне разворачивающейся президентской кампании в России. (Я должен был встретиться, в частности, с Бушем-младшим — тогда еще одним из кандидатов на пост президента США.)
* * *
Оставшийся последним «костюмный эпизод» держался дольше всего, дело в этой части было прекращено лишь в мае 2001 года. Так самым бесславным образом завершилось для Кремля «дело Скуратова».
Это было, безусловно, законное и вынужденное решение. Но, вынося его, руководители Генеральной прокуратуры России не забыли, тем не менее, мелко мне напакостить. Так, эпизод с костюмами был прекращен «в связи с недоказанностью обвиняемого в совершении преступления». На самом же деле собранного прокуратурой материала с лихвой хватало для принятия решения об отсутствии состава преступления. Хотя бы потому, что, безусловно, не было самого факта преступления.
Другая мелкая «пакость» состояла в том, что в один день с принятием окончательного решения по моему делу было прекращено также и дело в отношении А. Илюшенко. И некоторые СМИ сразу же представили ситуацию так, будто Генпрокуратура «простила» обоих бывших Генпрокуроров.
Обиднее же всего было то, что уголовное преследование Илюшенко было прекращено именно «за отсутствием состава преступления».
Я всегда был убежден и готов повторить это любому — дело в отношении Илюшенко было законным, полноценным и должно было пойти в суд. И надо быть в немалой степени «свободным» от закона, а по сути — пойти наперекор правосудию, чтобы принять решение о прекращении этого дела.
* * *
Завершая главу о сфабрикованном в отношении меня уголовном деле, я постараюсь как бы со стороны подвести некоторые важные для меня (да и не только) итоги.
Думаю, история уголовного дела в отношении Ю. Скуратова интересна во многих отношениях. Так, если мы возьмем чисто юридическую составляющую, то фактически был создан прецедент — впервые обжаловано в суд само возбуждение уголовного дела и принято решение о его незаконности. Была обжалована и законность продления срока следствия. На прекрасном профессиональном уровне действовали мои адвокаты Андрей Похмелкин и Леонид Прошкин. Их активная позиция, квалифицированные запросы часто ставили в тупик отечественное правосудие и следственную машину. Думаю, придет время, и мои коллеги по прокуратуре и адвокаты сами напишут о своей борьбе за соблюдение закона. Впрочем, интереснейшая статья по этому вопросу, озаглавленная «Узаконенное беззаконие», уже написана профессором B.C. Джатиевым и опубликована в газете «Советская Россия».
Дело в отношении Ю. Скуратова открыто показало всю слабость, политизированность и ущербность нашей уголовной юстиции, готовой обслуживать любые, даже преступные интересы правящей верхушки. А правоохранительная система России, занимаясь моим делом, невольно раскрыла свою реальную суть, немыслимо далекую от идеи построения в нашей стране правового государства.
Иными словами, российская уголовная юстиция «проглотила» эпизод с абсолютно незаконным ночным кремлевским возбуждением «дела Скуратова», в результате чего Генеральный прокурор РФ был отстранен от расследования коррупционного дела, связанного с окружением президента РФ. После того, как я «пооткровенничал» с прессой о кредитных карточках дочерей президента, у меня были проведены абсолютно незаконные обыски. Прокуратура опять взяла «под козырек», а судебная власть вновь пришла на выручку и в конечном счете «не заметила» здесь ничего противозаконного.
На протяжении всего следствия «семья» не оставляла надежды найти на меня хоть какой-либо компромат и «слепить» на основе него хоть один реальный эпизод. Были подняты и проверены все мои поручения как Генерального прокурора по всем уголовным делам и проверочным материалам (а это десятки тысяч резолюций и указаний).
Давление шло со всех сторон и по всем направлениям — на моих соратников, на тех, кто принимал объективные решения. Под государственные жернова попали Баграев, Трибой, Катышев, отказавшийся поехать на обыск в моей квартире Нифантьев и многие другие. Подверглись проверке все мои родственники, друзья, все ближайшее окружение. Времени и денег на это не жалели.
Были сделаны запросы в банки не только по поводу меня самого, но и всех моих родственников. А сколько шума было по поводу квартиры в Улан-Удэ, принадлежащей родителям моей жены! На борьбу со мной государство бросило огромное количество людей, были потрачены колоссальные средства. И все это из-за ничтожной, совсем не государственной цели — скомпрометировать человека…
