С тяжелым чувством я вернулся в город. Я понимал, что нахожусь под колпаком, меня прослушивают, за мной следят, каждый мой шаг фиксируется. Тем не менее надо было взять себя в руки и начинать вплотную готовиться к заседанию Совета Федерации.
* * *
Приезд Карлы дель Понте в Москву запомнился еще одним очень интересным эпизодом, заставившим меня зауважать свою швейцарскую коллегу еще сильнее. Рассказала она о состоявшейся в этот приезд встрече со Степашиным, возглавлявшим тогда МВД.
Эта встреча имела любопытную предысторию. Когда я уже был отстранен от должности, в Швейцарию с визитом поехали Степашин и Селезнев. Степашина Карла встретила очень холодно. Вначале она вообще не хотела видеться с ним. Но поскольку кроме Степашина приехала официальная делегация Госдумы во главе с Селезневым, она приняла их обоих. Чувствуя неприязнь дель Понте, Степашин старался держаться на расстоянии, но все же не выдержал и сказал: «Давайте, госпожа дель Понте, будем сотрудничать в плане возвращения российских денег на родину. В России МВД — это серьезная организация по борьбе с коррупцией».
Карла холодно посмотрела на него и, несмотря на присутствие Селезнева, резко сказала: «Господин Степашин, вы представляете ведомство МВД, а речь идет о федеральной прокуратуре. Есть полиция Швейцарии, вы с ней и сотрудничайте. Мы же — орган юстиции и отлично сотрудничаем с господином Скуратовым, и я рассчитываю, что это сотрудничество будет продолжено».
Степашин ей сгоряча ответил: «О Скуратове можете забыть, он уже никогда не вернется на свое место».
На что Карла дель Понте сказала еще более жестким тоном: «В этом случае ни о каком сотрудничестве речь не может идти вообще. — И как бы между прочим добавила: — А что, Совет Федерации уже решил судьбу господина Скуратова?»
Я сравнивал потом поступок этого, в общем-то, неблизкого мне человека с поведением многих наших высокопоставленных чиновников, переставших меня замечать уже на следующий день после моей опалы. Она же показала, что ценит и личностный момент и не собирается сотрудничать с теми ведомствами, которые грубым образом попирают закон.
Степашину ничего не оставалось делать, как все это «скушать».
Так вот, в Москве он снова захотел встретиться с ней. Она отказывалась категорически. Тогда Степашин позвонил мне и попросил, чтобы я помог организовать их встречу. В то время Степашин вел двойную политику: он заигрывал и с Ельциным, и со мной — боялся за свое кресло. На этот раз он выполнял поручение Ельцина и «семьи».
Я не стал возражать и при удобном случае попросил дель Понте принять Степашина хотя бы на несколько минут. Карла согласилась. И вот перед отъездом она рассказала мне о содержании беседы. О том, как Степашин все время подводил разговор к вопросу: о чем же шли наши с ней переговоры, есть ли у нее что-то на Ельцина и других кремлевских чиновников или нет? Будучи умной женщиной, дель Понте понимала, чем может обернуться для меня ее положительный ответ, под какую лавину я попаду.
— Я ему сказала, что ничего не привезла. Ни-че-го! — с каким-то непривычным для нее детским озорством сказала она мне.
Степашин же, как она вспоминала, сразу с облегчением вздохнул и радостно заулыбался.
— Мне даже смешно стало, как он обрадовался, — продолжала Карла и добавила: — Я думаю, правильно поступила, что ему так сказала. А мы будем продолжать свое дело…
Отсюда, видимо, и пошел слух, что Карла ничего не привезла.
* * *
На самом же деле мы получили материалы и по «Мабетексу», и по «Аэрофлоту» с «Андавой», и по «Мерката Трейдинг». Обсудили общие проблемы, в частности вопросы отмывания преступных доходов и возможного возвращения незаконно вывезенных из России денег, решили, как лучше сотрудничать российско-швейцарской группе по борьбе с коррупцией — с нашей стороны эту группу возглавил Михаил Катышев.
Но основную и наиболее интересную информацию мы получили… на словах.
Госпожа дель Понте, конечно, находилась в очень сложном положении, когда приехала. И не только потому, что ее все отговаривали и пугали. Как она сама говорила, ей очень хотелось привезти мне новые, разоблачающие Кремль документы, счета и так далее. В глубине души я тоже надеялся, что Карла привезет с собой много интересной и важной информации. В то время у нее уже были на руках материалы, к примеру, счета Бородина, его заместителей Люлькина, Савченко и некоторых других. Но дать их мне она не имела права. Не могла по простой причине: Паколли опротестовал их изъятие у него из офиса через суд, и пока суд не вынес свое решение, что изъятие происходило «по закону», она не имела права пускать эти документы в дело и тем более передавать их кому-либо. Это был чисто формальный момент, через который «перепрыгнуть» без нарушения закона невозможно.
Однако Карла дель Понте нашла выход и здесь. Нельзя передать документы из рук в руки? Так можно передать на словах то, что в них содержится. Поэтому она дала широкую устную информацию — о проверках денег, пластиковых карточках… С указанием имен, цифр, стран, куда пошли деньги и как. А позднее пришли и документы: Чуглазов получил через некоторое время копии счетов, выписки из кредитных карт, банковских переводов и так далее. Да-а, недаром российские власти не давали визу Карле дель Понте… Если бы они знали, что она привезет столько материалов, никогда бы не впустили ее в страну.
Конечно, мне надо было все это записать на магнитофон, чтобы не пропустить детали, но я конспектировал. Обстановка была очень напряженной: и пресса, и исполнительные власти — все ждали, что вот сейчас «взорвется бомба». Журналисты — те чуть ли не ночевали у входа на территорию пансионата, всеми путями пытаясь заполучить сенсационную информацию. Мы были вынуждены усилить на Истре охрану…
Карла — очень достойный человек, и я благодарен судьбе, что свела меня с ней. Она сыграла во всей этой истории большую роль. Начавшееся в Швейцарии расследование по делу Бородина стало еще одной своеобразной формой моей реабилитации. Буду справедлив: в отличие от пресмыкавшейся перед властями российской Генеральной прокуратуры швейцарская действовала объективно.
Очень жаль, что нам с Карлой дель Понте не дали поработать вместе. Достаточно сказать, что примерно из 40 дел, которые расследовала российская Генеральная прокуратура, две трети вели за границу. А половина из них связана со Швейцарией, потому что «новые русские» открывали счета в банках этой страны. Если бы мы смогли использовать всю информацию, полученную из Швейцарии, это привело бы к заметному прорыву в борьбе с российской коррупцией. Я искренне жалею, что наше сотрудничество с прокуратурой Швейцарии было омрачено политическими зигзагами моего родного ведомства. Продолжись это сотрудничество хотя бы в том объеме, который был при мне, — денег в Россию вернулось бы очень много: миллионы, сотни миллионов вывезенных незаконным путем за границу долларов.
Кстати, по модели меморандума о сотрудничестве между Россией и Швейцарией я позднее подписал такого же рода меморандумы с Кипром, Швецией, Китаем. Везде за основу было взято соглашение со Швейцарией. Мы могли бы сделать нашу совместную деятельность образцовой, показать, как вообще можно строить сотрудничество между двумя странами. Смогли бы повысить роль прокуратуры в европейской интеграции, укрепить авторитет Генпрокуроров разных стран, увеличить их влияние при решении экономических и политических вопросов. Не получилось…
