Ответив на все вопросы, я под аплодисменты покинул трибуну.
* * *
Началось обсуждение.
По тому, как оно пошло, стало понятно: Совет Федерации мою отставку не примет. Начались прения. Строев передал тем временем председательство своему заму и пригласил меня в комнату отдыха.
— Юрий Ильич, пойдемте со мной. Нет смысла слушать, как вас поливают грязью. Давайте лучше выпьем чаю.
Строев был не прав. Резких выступлений против меня не было. Пленка вызвала негативную реакцию почти всех членов Совета Федерации. Егор Семенович был в сложном положении: по-человечески он симпатизировал мне, но Кремль очень сильно на него давил. Он сказал мне:
— Юрий Ильич, советую вам выступить с заключительным словом, поблагодарить Совет Федерации за работу и уйти.
Я кивнул.
— Хорошо, — Строев встал. — Пойдемте тогда в зал. Пора прекращать прения.
Он закрыл прения, хотя записавшихся для выступления было много, и предоставил мне слово. Судя по всему, и Строев, и кремлевские обитатели ждали, что я в категорической форме, едва ли не покаявшись, буду просить сенаторов освободить меня от должности. Я же с трибуны произнес совсем другое:
— Я благодарю вас за оценку, данную моей работе, но, пожалуйста, учтите при голосовании следующее… Я понял сегодня из позиции Администрации президента, что она не признала незаконность возбужденного против меня дела и запустила каток политических репрессий. Понятно, что, если я не уйду, каток этот уничтожит меня и мою семью. Поэтому прошу принять во внимание мою просьбу…
В зале стало тихо…
Голосование было тайным. Чтобы подготовиться к нему, объявили перерыв. И я неожиданно почувствовал: большинство сенаторов на моей стороне. Многие из них подошли ко мне, старались поддержать. А один сказал довольно откровенно:
— Ни хрена у Кремля из этого не получится. Все будет так, как надо!
И это при том, что нажим на сенаторов все предшествовавшие заседанию Совета Федерации дни велся совершенно беспрецедентный.
Напомню еще раз о политической ситуации, сложившейся на тот момент в стране: весной 1999 года над Ельциным висела угроза импичмента, шансы Примакова на президентство ни у кого не вызывали сомнений. А тут еще я со своими убийственными разоблачениями. Поэтому вопрос моей отставки стал для «семьи» первостепенным.
Для того чтобы голосование по неугодному Генеральному прокурору прошло так, как этого хотелось Кремлю, «семья» проделала огромнейшую подготовительную работу. Сенаторов «обрабатывали» как скопом, так и поодиночке. Им сулили финансовые и экономические льготы. Их пугали… Чубайс грозился отключить электроэнергию в любом регионе страны. Кто-то сдался. Но многие повели себя действительно по-мужски, защищали меня до последнего. Взять того же Леонида Васильевича Потапова — Президента Республики Бурятия. С ним и Путин встречался, и Чубайс его обрабатывал — давили на него страшно. А он им только:
— Не могу, ребята, совесть не позволяет.
Откровенная торговля шла вплоть до высочайшего, кремлевского уровня: незадолго до заседания сам Ельцин собрал у себя президентов республик (двадцать один человек) и человек двадцать губернаторов. И всех пытался обработать под себя. Дело дошло до того, что Ельцин был готов пойти на беспрецедентные уступки: он пообещал регионам в случае удачного голосования законодательно закрепить их право самостоятельного выхода на мировой финансовый рынок. Фактически это означало согласие Ельцина на конфедерацию и последующий развал России. Он был готов даже отказаться от своих полномочных представителей в регионах, лишь бы Совет Федерации утвердил отставку Скуратова…
* * *
В те минуты по телевидению, по первому и второму каналам, показывали только тех представителей Совета Федерации, кто резко выступал против меня и потом голосовал за мою отставку. Складывалось впечатление, что мои часы в должности Генпрокурора сочтены…
Администрацию Президента представлял Волошин. Его выступление было плохо аргументировано, фактически провалилось и, как потом говорили, прибавило мне еще немало сторонников. Началось голосование: 61 голос был подан за мою отставку, 79 — против.
Несмотря на колоссальное давление Кремля, президенту еще раз было публично отказано.
Сомнительные счета
К тому времени в дополнение к кредитным карточкам, обеспеченным деньгами Паколли, в расследовании дела «Мабетекса» стала назревать еще одна сенсация, непосредственно связанная с президентом и членами его семьи.
Начало этой сенсации следует искать в далеком 1994 году, когда Управление делами Президента заключило договор со швейцарской компанией «Мабетекс» на ремонт Кремля. Среди многих подписанных документов имелся один, на который следует обратить особое внимание, — четырехстраничный контракт № 1810-94 от 18 октября 1994 года на оформление интерьеров корпуса № 1 Кремля. Точнее, контракт на поставку в кремлевские помещения мебели. Со швейцарской стороны его подписал тогдашний представитель «Мабетекса» в Москве, позднее глава швейцарской фирмы «Мерката Трейдинг» Виктор Столповских; с российской — Управление делами Президента.
Суть этого документа до необычайности проста: компания «Мабетекс» поставляет мебель в Кремль, а Россия за это платит. И все бы хорошо, если бы не цена этой самой мебели, потому как заплатить за нее нужно было (по контракту, разумеется) 90 миллионов долларов.
По мнению как швейцарских, так и российских экспертов, ни в одном дворце мира нет в наличии мебели на такую сумму.
В домах самых богатых людей планеты — американского бизнесмена Билла Гейтса и султана Брунея — стоимость интерьеров ниже на порядок и не превышает 10–15 миллионов долларов США.
Как говорится, у России во всем особенная стать. Нигде нет, а у нас — есть!
Что удивительно — нив первом, ни в других корпусах Кремля (а я был там, и не раз) и в помине нет ничего похожего, что можно было бы оценить в 90 миллионов долларов. И это при том, что все участники сделки уверяют, что контракт был выполнен безукоризненно и фирмой Паколли было поставлено в Кремль товаров и услуг не менее чем на 90 миллионов долларов.
Чтобы понять, насколько велика эта цифра, обратимся к статистике: на сумму контракта с «Мабетексом», оказывается, можно было выплачивать полноценную зарплату 15 тысячам российских врачей и учителей в течение полных десяти лет. Не думаю, что здесь нужны еще какие-нибудь комментарии.
Впрочем, вернемся к контракту. Сразу же после того, как данный «мебельный» документ был подписан и деньги начали активно поступать в Швейцарию, произошло несколько весьма странных, скажем так, «совпадений».
Через четыре месяца после его подписания, а именно 28 марта 1995 года, в Лугано, в «Banco del Gottardo» был открыт счет № 182,605 DEAN. Подписан он был позднее — в филиале банка в Нассау на Багамах 6 апреля того же года. Распорядителями его, судя по копиям документов, предоставленным швейцарской прокуратурой, стали три человека: гражданин России, кремлевский управделами Павел Бородин, указавший в качестве места жительства адрес: Москва, улица Зелинского, 38/8; его дочь Екатерина Силецкая, проживающая по тому же адресу; и глава компании «Mabetex Project Eng. SA Lugano», гражданин Швейцарии Беджет Паколли, проживающий по адресу: Via dei Luccini, Arassio. К банковскому счету прилагалась копия первой страницы паспорта Пал Палыча, а все документы скреплены его подписью, хорошо знакомой большинству кремлевских обитателей. Таким образом, счетом могли пользоваться все три человека, совершая операции в любых направлениях: класть туда деньги, снимать их, переводить на депозит и так далее.