Было всего-то восемнадцать часов с минутами, когда я вышла на крыльцо нашего здания – в цивильной одежде и в настроении «душа поет». Пела она что-то вроде «Ка-акой чудесный день, ля-ля! Какой чудесный пень, ля-ля! Какой чудесный я-а-а-а-а… И песенка моя!» – как мышонок в старом мультике.
Тяжелый, мутный, нудный процесс закончился мирно и справедливо. Значит, в очередной раз победило Правосудие, и я стояла у руля этого процесса! Сашка образумилась, и мы с ней помирились. Натка скоро поправит морду лица и съедет к себе. Жизнь наладилась!
Вокруг здания суда не роились журналисты. С ними умело разобралась новая пресс-секретарь нашего суда, не забывшая подчеркнуто ярко похвалить своего и моего начальника – Плевакина. Дескать, как и обещал наш великий и могучий гуру – Председатель суда, так процесс прошел и завершился: быстро, четко, грамотно, справедливо. Не стоял в углу под липой фургончик телекомпании. Не толпились в курилке за углом любители пощекотать себе нервы чужими драмами на бесплатном шоу в зале суда.
Только на самой нижней ступеньке спокойно сидел, неотрывно глядя на улицу с проезжающими по ней машинами, как на реку с лодочками, одинокий созерцатель.
Я подошла к нему и опустилась рядом.
– Что скажешь? – спросил он, перебросив из одного угла рта в другой зеленую травинку.
Не иначе, с газона выдернул. Видел бы Плевакин – отругал бы за порчу зеленых насаждений.
– Сказать, что ты молодец, Константин Сергеевич, это ничего не сказать. – Я подпихнула созерцателя локтем. – Признавайся, как ты это сделал?
– Ну, нет! Мы, оперативники, свои методы и возможности не раскрываем! – усмехнулся Таганцев. – Да и к чему эти подробности? Главное, что все сделано во имя закона и ради восстановления справедливости! Так что пользуйтесь на здоровье, и да здравствует юстиция, как говорили в Древнем Риме.
– Вообще-то это фраза звучала по-другому, – напомнила я. – Вначале ее твои древние коллеги римляне говорили: «Да погибнет весь мир!» Лично мне эта цена кажется слишком высокой…
– Это потому что ты не римлянка, – хмыкнул Таганцев.
– И не древняя, – кивнула я. – Так или иначе, тебе большое спасибо.
– Спасибо не отделаешься! Ты мне должна.
– Да? – Я покосилась на довольнехонького опера. – И чем возьмешь?
– Помнишь, ты обещала мне свидание в песочнице?
– Э-э-э…
– Идем!
– Погоди, я хоть домой позвоню…
– Здравствуйте, здравствуйте, судья Кузнецова! – отозвался на мой звонок веселый голос.
– А это кто? – Я растерялась.
Звонила вроде Сашке… Неужто номером ошиблась?
– А это блоггер Кузнецова! Мам, ты чего, не узнала родную дочь? – Сашка перестала важничать и засмеялась. – Мам, представляешь, у нашего ролика уже сто тыщ просмотров! Сто тыщ, мам! И подписчики прям валят… Машера говорит – это успех!
– Поздравляю вас с Машерой.
– Поздравлением не отделаешься! – заявила дочь-блоггерша точно таким тоном, как минуту назад Таганцев. – Ты должна дать нам интервью! Рассказать про дело Сушкиной…
– Саш, про это дело журналисты все сами расскажут…
– Ну, нет, мамулечка, так не пойдет! Думаешь, утвердила мировое соглашение – и на этом все? Нетушки, придется тебе все-таки высказать свое мнение! – Начинающая блоггерша продемонстрировала отличную профессиональную хватку.
– Со своим мнением еще нужно определиться, – вильнула я.
– Так определяйся поскорее, пока тема горячая! Кстати, ты где?
– Да на работе еще, сидим тут с Константином Сергеевичем. – Я умолчала о том, что сидим мы на ступеньках.
– С Таганцевым? О, привет ему передавай! Скажи, что мы бы и его записали, про рог на лбу – это прикольно…
– Ладно, я ему передам, – пообещала я и положила трубку.
– Никаких заявлений для прессы! – улыбаясь заявил Таганцев. Передавать ему ничего не пришлось – счастливая Сашка в трубке горланила так, что слышно было не только мне. – Ты же понимаешь, я работал под прикрытием!
Он легко поднялся и протянул мне руку:
– Идем!
– А куда?
– А туда!
Крепко держа меня за руку, Константин Сергеевич рванул через дорогу. Целеустремленным паровозиком мы просквозили в подворотню и зарулили в бар «Тринашка».
– Опять индийский виски? – приветствовав наше появление легким кивком, поинтересовался флегматичный бармен.
– Ни в коем случае! Бутылку хорошего вина и пару стаканов.
– Пластика не держим, стаканы только картонные – для кофе… Штопор дать?
– Открой сразу.
Пять минут спустя опер Таганцев и судья Кузнецова сидели на лавочке в незнакомом старом дворике, и Константин Сергеевич, опасливо озираясь, конспиративно разливал по картонным стаканчикам недешевое красное вино.
Вокруг клубились облака едва зацветшей сирени, на соседней лавочке кто-то терзал гитару, ломкий юношеский голос все порывался что-то спеть, но его бесцеремонно прерывал звонкий девичий смех.
Позади нас строго стукнула деревянная рама, и длинный байковый шорох вкупе с невнятным ворчанием слетел с подоконника и напрочь запутался в густом кустарнике.
Я приготовилась услышать сакраментальное «ходють тут всякие» и захихикала, как девчонка:
– Где мои семнадцать лет?
– Здесь и сейчас! – провозгласил Таганцев и поднял свой картонный стаканчик. – Ну, за нас! Таких молодых и красивых!
– За нас, молодых и красивых, – повторила я и с удовольствием хлебнула вкусного вина.
Будь поблизости какой-нибудь специалист-косметолог, он мог бы нам с Таганцевым возразить, напомнив и про паспортный возраст, и про биологический, и про морщинки, дефекты кожи, несовершенный овал лица…
На мое счастье, такого унылого зануды рядом не было. Да и не стала бы я его слушать!
Сама со всем разберусь.
