– Но ведь… у него машина, оружие, рации, да и таблетки не из подорожника.
– Замолчи! – выпалили в ответ. – Не смей так говорить о нем!
Спорить с бабой, да еще и с поехавшей – себе дороже, и парень просто замолчал. Этого хватило, чтобы гнев за секунду сменился на милость, и безмерно увлекательная экскурсия продолжилась.
– Так, а здесь…
– Слушай, все это, конечно, очень весело, но я подустал. С уткой дрался, все дела.
– Хорошо. – В ее голосе скользнуло огорчение. – Идем, покажу твою лежанку, потом перекусим и продолжим. Еще столько всего интересного!
– Ага… Обязательно. – Грид побрел по коридору и у поворота замер, как в невидимую стену врезавшись, побледнел и во все глаза уставился на хвостатого чертика с вытянутой мордой и острыми ушками. Чертика, очень похожего на ходячего волка из бредового сна. – Что это?
– Не знаю. Отец еще не дорисовал. Видишь, вон полосы намечены – наверное, рядом вторая фигурка будет. Закончит – расскажет.
– Но…
– Идем! – Злата схватила за руку и потащила на выход. – Пора обедать.
Поляну накрыли за ДОТом, где стояли стол и лавки из расколотых бревен, рядом с которыми серело обложенное камнями кострище с распоркой для котла. Гостям раздали домашний лаваш и щедрые ломти вяленого мяса цвета гудрона, покрытые бугристой коркой приправ. Вид толченых трав и кореньев не вызывал ни аппетита, ни доверия – сквозь завесу специй просачивались запашки жженого пластика и тухлятины, а вкус отдавал прогорклым салом.
Скривившись, парень отложил угощение, которое соседи уплетали за обе щеки, и спросил у Егеря:
– Так ты видел тварь? Ту, что ведет Свору псов.
– Ходячего волка? Не просто видел – я с ним дрался.
Жевание и чавканье стихли, гости с удивлением уставились на старика, и только Герман фыркнул:
– Дрался? Да хорош пургу гнать…
Пудовый кулак грохнул по столу, снедь и кружки подпрыгнули, чудом не свалившись в траву.
– Я твоей фени не разумею! И не желаю слышать в своем доме!
– И все же, расскажи о том существе, – как можно мягче произнес Марк в попытке унять гнев великана.
– Да что там рассказывать. – Ярослав облокотился на стол. – Пошел на охоту, ну, и нарвался. Как выскочили, как взяли в круг – думал, все, допрыгался.
– Сколько их?
– Собак? Если честно – не считал, не до того было. Хвостов сто где-то.
– Извини, продолжай.
– Сбежать захотелось – страсть, аж ноги затряслись. Наплевать на все и рвануть, сломя голову, авось Лес спасет, благо недалече стоит. Потом как щелкнуло в мозгу – нельзя. Стой, ведь и от обычной псины человеку ни в жизнь не уйти, а тут вона какие махины. В общем, с дочуркой попрощался, Лесу помолился, копье сжал и зарычал так, знаешь, завыл, что дикий зверь. Не знаю даже, что на меня нашло. Не боюсь, мол, и без боя не сдамся. И уж поверьте – немало гнилых шкур продырявлю, прежде чем сгину. И вот представьте… – охваченный азартом старик рубанул по столу ребрами ладоней, – из-за гаража выходит эта скотина. Медленно так, вразвалочку. Лапы – во, зубы – во, глаза с блюдца и красным горят, что семафоры. Страсть! Сущий демон!
– Как думаешь, что это? – снова перебил Марк.
– Пытай – не отвечу. Хрен знает, но больше всего на помесь похож. Человека, стало быть, и волка. Или другого хвостатого чудища.
Грид прыснул:
– Помесь? Это ж кто кого должен…
– Цыц, охальник! – рявкнул хозяин. – Тут дамы!
– А мне вот тоже интересно, – с ехидцей отозвалась Карина.
– Если это и гибрид, – сказал Фельде, – то он получился не таким… кхм, путем. С другой стороны, чего нынче не встретишь. А дальше?
– Ну, идет ко мне, как к прилавку с приглянувшимся товаром. Ни рожа моя, ни копье его не пугают – прет быком! А черти блохастые расступились, плешь вокруг нас освободили. Ну, мы и сошлись в честном поединке. Долго бились – древко сломал, кинжал сломал, давай врукопашную. Ох, и намял мне урод бока – все ребра пересчитал, до сих пор дышать больно. Не кулаки – тараны! Упал я навзничь и лежу, ни жив, ни мертв, прощаюсь про себя со всеми. А волк, значит, посмотрел, башку склонил, рыкнул раз-другой и той же походкой ушел, а Свора – следом. Видать, посчитал, что коль я брюхо подставил, то подчинился – присягнул, мол, на верность. А может, просто настроение хорошее было или жрать не хотел – кто ж поймет, что в облезлой черепушке вертится.
– И все? – удивился Герман. – Помахались и разошлись? Да меня сраная утка всего изодрала, а ты после драки с самой опасной гадиной и грозой человечества – как новенький? Или дед балду гонит, или ваш Вожак – петух шерстяной, говна моего не стоящий. Раз уж старый хер с ним бакланил на равных, то я гаду очко на глаз вмиг натяну, чтоб светил ярче.
– Щенок! – взревел Егерь, вскочив и чудом не опрокинув стол. На этот раз миски и кружки градом посыпались на сидящих напротив. – Да я тебе!..
Пленник не замедлил с ответом, и остатки снеди покатились в другую сторону.
– Что? Расскажешь новую сказку про волка? Давай раз на раз прямо здесь! С ходу выясним, кто из нас трепло!
Бойцы вскочили в ожидании скорого побоища, но Ярослав, к удивлению собравшихся, успокоился, улыбнулся и с вызовом произнес:
– Куда тебе до меня, пустобрех? Ты даже Злату забороть не сможешь. Одолеешь дочурку – так и быть, сойдемся в поединке. А проиграешь – засунешь всю свою спесь и дерзость под хвост и будешь делать все, что я скажу. Ну как – спорим? Или только языком драться горазд?
– Слушайте, это плохая затея, – начал доктор, но глас разума утонул в оглушительном крике:
– Спорим! Готов хоть сейчас!
– Но, чур, не ори потом, что утка подрала, вот и продул девке!
– Утка? – хохотнул Герман. – Вот твоя утка!
Прежде чем «львы» успели вмешаться, он стянул куртку, толстовку и рванул бинты, обнажив набухшие, красные, но затянувшиеся раны.
Кадавр присвистнул:
– Как на собаке…
Фельде и Егерь в который раз пустились в перепалку, и старик в который раз победил излюбленным ультиматумом: или по-моему – или учите наглеца сами. Врачу удалось выбить лишь пару уступок: не использовать оружие и не забывать, что соперники – не кровные враги и сразятся исключительно из спортивного интереса.
Грид отрывисто кивнул, исподлобья глядя на Злату, и этот жест можно было принять и за согласие, и за молчаливый посыл куда подальше. Ведь сама постановка вопроса не просто задела, а насквозь пронзила самолюбие уличного пацана. Это же насколько надо быть самоуверенным и недооценивать его силы, чтобы выставить против девчонки. Подобное не прощается ни по каким понятиям, и сперва он накажет зазнавшуюся шкуру, а после возьмется за батона.
