– Куда ж, блин, свернуть? – раздался вздох. – Хоть монету кидай…
В карманах – ни рубля, да и откуда ему там взяться, ведь деньги, казалось, еще динозавры чеканили. Но если подумать да прикинуть, у спичечного коробка тоже есть орел и решка.
– Так. – Парень зажег спичку. – Выпадет костер – пойду прямо. Буковки – влево. Встанет на чирку – свалю отсюда. Три, два, раз…
Большой палец подбросил коробок к самому потолку. Шуршащая картонка падала аккурат на ладонь – Грид следил за полетом, как в замедленной съемке. Но то ли полумрак мешал сфокусироваться, то ли рука в нетерпении дрогнула, но вместо сухого шлепка послышался тихий бултых.
– Блин… – Кисть метнулась наперехват быстрее кнута, но пальцы цапнули воздух. – Сука!
Вразрез со всеми законами физики и здравого смысла, оброненные деревяшки не всплыли, а камнем пошли ко дну. Парень обшарил ил вокруг ботинок, но коробку так и не нашел, зато заметил кое-что иное – вода дрожала, словно некто шастал неподалеку, не издавая при этом ни звука, ни запаха. Проследить направление волн не составило труда – рябь шла из бокового ответвления. Вот тебе и орел с решкой.
Острие, извергнув снопы искр, оставило на стене стрелочку в виде знака «больше». Держа ладонь на стене и выставив меч перед собой, Герман рванул по коридору, пока не оказался у новой развилки – на этот раз тройной. Дрожь воды вновь подсказала верное направление, и триста шагов спустя вдали вспыхнул тусклый свет. Туннель пошел под уклон, хлюпанье под ногами сменилось скрежетом кирпичной крошки и редким звяканьем консервных банок, и вскоре старинное подземелье закончилось тупиком.
В тесном каменном мешке под вытяжкой стояла жаровня из железной бочки, рядом лежал матрас, а на нем – ворох грязного тряпья. Под ним-то и нашелся безжалостный вымогатель – тощий, как скелет, мальчишка лет двенадцати с торчащими красными ушами. Грид взялся за правое и с нескрываемым удовольствием вытащил «бандита» из укрытия.
– Ну что, щегол? Храм сжечь собрался? Я тебя сейчас сам сожгу в этой куче!
Горящих волчьих глаз и звериного оскала хватило, чтобы малец раскололся и выдал все, как на духу:
– Не надо, пожалуйста! Ничего я жечь не хотел, просто пошутил!
– Над кем? Над немощным стариком?
– Простите…
– Бог простит. – Парень замахнулся, но в последний миг опустил ладонь.
Какое ему вообще дело до чужих разборок? Стоило ли трястись и скрипеть зубами из-за пустяка? Или псу внутри плевать, на кого кидаться, лишь бы хапнуть свежей крови? Таким тварям нужна цепь потолще, да намордник покрепче.
– Ладно, идем. Пусть монах сам решает, как с тобой быть.
Никодим вышел на крыльцо и, подслеповато щурясь, осмотрел шалопая. За спиной дьякона виднелся алтарь, а за ним – иконостас в позолоченной раме. И пусть нынче золото не в той цене, что до Войны, за такое добро без долгих торгов дадут автомат или мешок картошки. Но дед не только не распродал все, но и сохранил в целости и сохранности, хотя на хабар наверняка покушались ребята посерьезней шантажиста.
Но Германа привлек не столько блеск металла, сколько десятки, если не сотни свечей и одуряющий запах ладана, словно священник готовился к воскресной службе – но для кого? Где его паства?
– Вот. – Парень пихнул разбойника в костлявую спину. – Он вам малявы строчил. Хотите – шею ему намылю, хотите – руки отшибу, чтобы впредь не беспределил.
Старик улыбнулся и спросил у понурившего голову ребенка:
– Как тебя зовут?
– Андрей…
– Ну, пошли, Андрей. Накормлю, одежду чистую дам. Негоже, где ни попадя, скитаться.
Он взял мальца за плечо и повел к двери.
– Вы что, никак его не накажете? Даже подзатыльник не отвесите?
– А кому от этого легче станет? – с ехидцей спросил Никодим. – Мне? Ему? Может, тебе?
– Нет. – Пристыженный пленник насупился и опустил глаза, чувствуя давно забытый жар на скулах.
– Ты помог нам, хотя мог пройти мимо. Я это ценю и без награды не оставлю. Проси, чего хочешь – золота не дам, но словом, авось, подсоблю.
Слова так и лезли на язык, подмывало расспросить вещего монаха обо всем на свете. Отмахнувшись от назойливого гула, Герман ответил:
– Помолись за моих друзей. Им далеко до праведников, но они достойны лучшего из миров.
Дьякон подумал немного и кивнул.
– Все же я в тебе не ошибся. Не ошибись и ты в других.
Дверь захлопнулась.
– Подождите!
Грид потянул ручку, но вместо свечей и алтаря уставился на заросшие пылью стены и пол, на котором не виднелось ни единого следа, будто в разграбленный храм долгие годы не ступала нога человека. Ни блеска золота, ни запаха ладана – лишь затхлость, запустение и мрачные своды, а под ними – звенящая пустота.
Страх накатил такой, что встреча нос к носу с Вожаком показалась досадным недоразумением. Парень бежал, не оглядываясь, пока не нырнул под сень дубравы, и только тогда присел передохнуть под корнями вывернутого грозой дуба, где незаметно для себя заснул.
* * *
Недавние события стирались из памяти с каждым пройденным шагом, подобно ночному кошмару. Перегруженный разум спасался от гнета увиденного, маскируя ужасы под злые сновидения, и Герман, еще помня встречу с загадочным старцем, уже не воспринимал ее столь же ярко и постепенно переключал сознание на дела насущные.
А дела шли так себе: он потратил уйму времени, но не нашел еды для псины, и щенок под вечер вполне мог лежать кверху лапками. А это, мягко говоря, не одобрят ни Марк, ни Егерь, ни собственная совесть. Загодя приготовившись к очередным разборкам, Грид услышал радостное повизгивание. Как оказалось, вполне живой и здоровый Желудь нарезал круги у ног Златы, то подставляя изрытое шрамами пузо, то хватая за шнурки.
Почуяв пришельца, песик заступил ему дорогу, вскинул башку и залаял. Герман шутки ради гавкнул в ответ, да так, что бойцы встрепенулись и схватились за оружие, а из бункера выскочил Ярослав с тяжеленным колуном наперевес. Чудик же, поджав хвост и вереща на всю округу, с разбегу запрыгнул в ящик, лишь чудом его не опрокинув.
– Как охота? – громыхнул великан, закинув топор на плечо.
Пленник развел руками и направился к входу, но старик и не подумал отстать.
– Далеко собрался?
– А тебя гребет?
– Гребет! Это мой дом, так что будь добр отвечать, когда спрашиваю!
– Жрать и спать собрался. Доволен?
– Знаешь, мил человек… Если бы не дочка, кутенок сдох бы от голода. Поэтому вот тебе «жрать», – охотник сунул под нос здоровенный мохнатый кулак, – а вот тебе «спать». Пока не возьмешься за ум, жить будешь на улице и есть то, что сам добудешь. А то привык филонить за чужие харчи!
