— Ладно, хватит болтать. — Ланта решительно отошла от Конвея. — Тиниллит, у вас есть раненые?
— Ничего серьезного. Мы обойдемся своими силами. — И снова Конвей почувствовал в отказе какую-то отчужденность. В голосе Малого не было ничего отталкивающего, ни его поза, ни выражение лица не изменились. Но Конвей знал, что ему было сказано держаться подальше. Впечатление было настолько сильным, что он чуть не вышел из себя. Его словно ударили по голове.
Ланта протиснулась вперед.
— Я целительница Церкви. Я могу помочь.
— У нас есть целители. Из поколения в поколение мы делали наблюдения, как и вы. Теперь у нас даже есть собственные лекарства.
— Будь по-вашему. Я позабочусь о раненых кочевниках.
Мэтт, отнеси Доннаси туда, где она сможет отдохнуть. Потом поможешь мне, хорошо? — В голосе Ланты послышались раздраженные нотки, что было на нее совсем не похоже. Конвей с отсутствующим видом кивнул, удивленный ее необычным поведением. Она отвернулась, приступая к работе.
Тиниллит произнес:
— У нас есть еда. Мои люди сейчас готовят. Мы вам принесем.
При упоминании о еде Конвей почувствовал, что ужасно голоден. Он поспешил к Тейт. Когда Мэтт укрывал ее мехом, она сделала ему знак наклониться поближе.
— Осторожнее.
Он внимательно на нее посмотрел. Глаза бегали. Дыхание было прерывистым. Конвей спросил:
— Осторожнее с Малыми? Они же спасли нас, Доннаси. И тебя спасли.
Ее кивок был мучительно медленным.
— Я знаю. Странно. Что-то в нем. Тин… не важно. Осторожнее. Пожалуйста.
— Обещаю. Я могу что-нибудь сделать для тебя? Может, ополоснуть твои руки теплой водой?
— Спать. Только спать, дружище. А ты — осторожнее. — Она опустилась на землю, измученные глаза закрылись. Конвей восхитился ее классической красотой, безмятежностью ее сна. Подумав, как отчехвостила бы его Доннаси, попытайся он ей об этом сказать, Мэтт улыбнулся и приказал собакам охранять ее.
Затем он вспомнил про оружие.
Как он и думал, Лис положил его в своей палатке. Неся оружие над головой в знак триумфа, он поспешил показаться Ланте. Та только фыркнула. Он аккуратно прислонил оба «вайпа» к дереву, положил рядом пистолеты в кобуре, повесил меч на ремень. Ланта попросила его подтащить некоторых раненых поближе к огню.
Первый человек, к которому приблизился Конвей, был весь залит кровью. Он пытался удобнее взять воина за плечи, где крови было меньше, и не успел заметить ни единого движения, пока не почувствовал, что к его горлу приставлено острие ма, а на него в упор уставилась пара темных глаз.
Его желудок съежился, выдох застрял в горле.
Лежащий произнес:
— Приведите Лиса Одиннадцатого. Сюда. — Приказ был немного натужный, но понятный.
— Он мертв. — Когда Конвей сглотнул, острие ма прокололо ему кожу.
— Я видел, как они уносили его. Доставьте его сюда. — Ма заходил взад-вперед. Конвей почувствовал, как что-то струится по шее. Уголком глаза он заметил, что собаки встали. Подозревая неладное, они крутили шеями, пытаясь вынюхать опасность. Конвей знал, что, если животные двинутся, он умрет. Жестом он их остановил. Окликнув Тиниллита, он спросил:
— Лис Одиннадцатый у вас? Это важно.
Наступила тишина. Конвей почувствовал движение по ту сторону костра. Согнувшийся, не имея ни малейшей возможности вырваться из цепких пальцев, схвативших его за куртку, он неестественно извернулся, пытаясь хоть что-нибудь рассмотреть. Ма по-прежнему был приставлен к его горлу. В поле зрения показался Лис с Тиниллитом и еще одним Малым. Оружие Лиса волочилось по земле. Правую половину лица вместе с правым глазом Лиса закрывала повязка. Левая рука тоже была замотана.
Когда Лис подошел к ним, лежащий воин промолвил:
— Белый Гром даже не узнал меня, Лис. — Он рассмеялся довольным прерывистым смехом.
Конвей медленно повернул голову, и ма снова надрезал ему горло. Он непонимающе заморгал.
Человек продолжил:
— Тебе следовало прикончить меня, когда меня поймали твои собаки. Но ты слишком мягок. Поэтому мы и истребили весь твой род. — Его взгляд перешел на Тиниллита. — Освободите Лиса.
— Нет. Если ты убьешь Конвея, мы убьем Лиса. А потом мы убьем тебя. Ты ничего не добьешься.
— Я сохраню свою честь. А вы потеряете одного из тех, кто знает, где находится оружие-молния. Так что вы не пойдете на это.
Тиниллит суетливо задвигался.
— Лис слишком слаб для поездки. Он потерял один глаз. Может потерять руку. Мы о нем позаботимся.
— Хочешь сказать, сделаете его рабом. Отпустите его. Дайте ему коня. Когда я увижу, что он достаточно далеко, то отдам вам свое оружие.
Конвей увидел Ланту. Она стала на колени возле лежащего и протянула руку к его лбу.
— Я обещаю тебе, что никто не станет рабом. Пожалуйста, во имя Церкви, отпусти Мэтта Конвея.
— Не прикасайся ко мне! — Воин отдернул голову от ее руки и ткнул ма Конвею в шею. Конвей хрюкнул, не в силах уклониться. Раненый проговорил, задыхаясь, слова давались ему с трудом:
— Дотронься до меня еще хоть раз, и я прикончу его на месте. Лис, передай Жрецу Луны, что я заслужил свое место в раю рядом с ним. Скажи ему.
Лис освободил плечи от хватки своих конвоиров.
— Я сделаю это. Мне нужен мой меч. Хороший лук и стрелы. И еда.
Тиниллит дал сигнал, чтобы все принесли. Воины Малых положили вещи между Лисом и лошадьми. Тиниллит предложил ему самому выбрать коня.
Лис сгреб поклажу здоровой рукой. Обращаясь к Тиниллиту, он процедил:
— Я припомню, как вы отказывались притрагиваться ко мне. Заставили меня самого перевязывать раны. В следующий раз мы посмотрим, кто к кому притронется. — Несмотря на раны, Лис быстро скрылся из виду. Стук копыт заглох.
После того как растворился последний звук, Тиниллит еще какое-то время прислушивался. Очень осторожно, Малый обратился к лежащему:
— Отдай мне меч. Тебе ничего не будет.
— Что может быть хуже того, что со мной уже случилось? После того как он украл мою гордость?
Конвей вмешался в разговор:
— Не будь дураком. Нет ничего позорного в поражении.
Глаза лежащего широко раскрылись. На губах появилась слюна.
— Да что ты знаешь о позоре? Слабак. Боишься убить. Ты не знаешь, что такое смелость. Тебе не интересно, почему я не попытался улизнуть вместе с Лисом?
— Меня больше интересует, почему он не взял тебя с собой. И даже не поблагодарил.
Раненый прорычал:
— Он слишком умен, чтобы себя обременять. — Прервавшись, он хитро добавил: — Моя тайна. Вы не знаете. Никто из вас.
