Когда к Жрецу вернулась способность здраво рассуждать, он проклял Луну. Это было хуже любой физической боли. Женщина. Все они одинаковы. Вместилища разочарования. Он ей верил, а теперь вот что случилось!
Он стал кулаками бить по кустам. Он лягался и выл. Перебегая от куста к кусту подобно крадущимся койотам, за Жрецом следовал его эскорт. Шепотом они высказывали друг другу свое изумление этим божественным безумием. Утро было прохладным, но их кожа блестела от пота.
Споткнувшись о труп козла, Жрец плашмя растянулся на земле. Ослепленный съехавшим на глаза тюрбаном, барахтаясь на земле, он снова поправлял свой головной убор. Первое, что он увидел, была пульсирующая куча личинок.
Задыхаясь, Жрец перекатился на бок и, шатаясь, поднялся на ноги. Спиной вперед, беспомощно выставив перед собой руки, он стал пятиться от отвратительной массы. Сейчас он не был в состоянии предотвратить то, чего не мог позволить себе около Сариса. Он упал и стал ползти, как зверь. Его так сильно стошнило, что выступили слезы.
Командир эскорта подбежал к тому месту, где, прислонившись к валуну, хватая ртом воздух, сидел Жрец. Он предложил ему воды из ярко раскрашенного и украшенного резьбой сосуда, сделанного из тыквы. Пробкой служил оскалившийся череп. Жрец не обращал на пробку внимания, пока не осознал, что она вырезана из кости. Это напомнило ему о смерти. О мертвом козле. Об отвратительной шевелящейся живой массе под его носом. В животе у него заурчало.
Едва заметив изменившееся выражение лица Жреца, кочевник бросился наутек.
Жрец с жадностью отпил воды, сплюнул и снова отпил. Мало-помалу к нему возвращалось самообладание. Грязь, подумал он, почему его должна окружать грязь? Его цвет — белый, цвет чистоты, цвет Луны, цвет серебра.
Личинки тоже были белыми.
Жрец содрогнулся, обхватил себя руками и стал раскачиваться из стороны в сторону.
Он знал, что должен что-то вспомнить. Что-то ужасное. Но что?
Он скрипнул зубами. Грязь.
Из подсознания пытались всплыть какие-то другие, неясные слова. И вдруг, едва не вскрикнув от радости, он понял! «Из грязи возникнет сильнейшее. Высшая чистота возникает из подлейшего осквернения. Так враг является чудесным средством в руках разумного».
Это слова его Матери. Он вспомнил. Она говорила еще:
«Требуй чрезмерного. Только при чрезмерности настолько катастрофичной, что она сокрушает все вокруг, может возникнуть истинное созидание. Человеческие существа способны познать красоту умеренности, только пребывая среди руин, вызванных чрезмерностью. Веди их. Насильно. К спасению. Ко мне».
Жрец понял. Любовь к ней смирила его. Он бросился на колени и вознес краткую благодарственную молитву. Затем он поспешил обратно в лагерь. Проносясь мимо своего обескураженного эскорта, он обрушил на него град приказов и проклятий.
Наскоро искупавшись в реке, Жрец переоделся и занялся Сарисом, который к этому времени уже пришел в сознание. Пока один из кочевников неуклюже кормил Сариса кашей, Жрец объяснил, что необходимо сделать.
— Нездоровая плоть должна быть удалена, Сарис. Она наполнена злом. Если это зло завладеет твоим телом, я потеряю контроль над твоей душой. Из всех воинов, которые сражаются за меня, и погибают, и присоединяются ко мне на Луне, чтобы снова возродиться со мной, только те будут отвергнуты, которые погибли от злых чар. Ты должен позволить мне очистить тебя.
В глазах Сариса серо-голубого предсмертного цвета вспыхнул огонек. Едва шевеля губами, он проговорил:
— А если ты потерпишь неудачу? Если я умру, пока ты пытаешься меня спасти?
— Тогда ты будешь принадлежать мне. При условии твоего полного доверия ко мне я спасу твою душу, даже если потеряю твое тело. Но я знаю, что могу спасти и его.
— Спаси меня! — Сарис сжал руку Жреца, как когтями.
Жрец глубоко вздохнул и взял Сариса за руку.
— Порой солнце является злейшим врагом моей Матери, но мы должны им воспользоваться. Твоя рана нуждается в солнечном свете. Но она должна быть чистой.
— Чистой? Невидимые с каждым днем все больше пожирают мое тело, Жрец. Никому не удавалось гнить, как мне, и выжить, — и по его щекам потекли прозрачные слезы.
Жрец крепко взялся за руки Сариса. Раненый ослаб до предела, но не стоило рисковать.
— Я должен сделать так, чтобы то, что наслаждается злом, пожрало зло.
Ничего не понявший поначалу, Сарис пришел в неистовство. Он бился, пока его слабые силы не были полностью истощены. Он попытался крикнуть на помощь, но смог издать лишь хриплое шипение. Тогда он признал свое поражение.
— Ты имеешь в виду личинок?
— Может, тебя больше устраивает, чтобы злые невидимые завладели твоей душой? Не сомневайся, они также завладеют и твоей жизнью.
Освободивший свои руки, Сарис забил кулаками по земле. Он был настолько слаб, что даже пыль не поднялась. Наконец он отвернулся от Жреца и с отвращением прошептал, ненавидя себя самого:
— Спаси меня. Спаси мою жизнь.
— Ты будешь стоять по правую сторону от меня, когда меня призовет моя Мать. — Жрец смочил лоб Сариса холодной водой, встал и подошел к своему ожидавшему указаний эскорту.
Он посмотрел на каждого воина взглядом, который был тяжел, как камень.
— Сделайте то, что я велю, и мы останемся живы. Ослушайтесь, и семь поколений ваших детей будет проклято. Ни один из Людей Реки не должен видеть Сариса. Ты, крайний, отправляйся к мертвому козлу. Положи две полные горсти личинок в корзину и доставь ее ко мне. Ты, который принес мне болевую траву. Мне нужно еще этой травы. Она мне потребуется каждый день.
Командир эскорта спросил:
— Ты сможешь его вылечить, Жрец?
— Я уже сказал, что смогу, не так ли? Выполняй приказ!
Эскорт бросился врассыпную.
Всю следующую неделю Жрец спал рядом с Сарисом. В течение дня он сидел рядом с ним, руководил его кормлением, перекладывал его так, чтобы раны облучались солнечным светом. По нескольку раз в день Жрец обмывал здоровые участки кожи вокруг ран. Тысячи мух садились на его руки, на лицо, на открытое тело Сариса, готовые внести свой вклад в увеличение количества личинок. Жрец почти с испугом отгонял мух. Все же некоторым мухам удавалось отложить свои полупрозрачные яйца.
С самого начала Жрец заставил себя наблюдать за отталкивающей деятельностью этих покрытых слизью маленьких существ. Озабоченная только продлением жизни, эта тяжелая, полужидкая на вид масса прожорливо выполняла свою работу.
Жрец был удивлен и обрадован тем, как быстро улучшалось состояние ран. Там, где ранее был только гной — появлялась свежая ткань. Личинки не трогали ее. Жрец постоянно протирал эти новые участки отваром листьев, которые приносил искушенный в травах воин. Вскоре заживающие участки тела стали настолько большими, что их можно было бинтовать. Сжав зубы от отвращения к находящимся рядом личинкам, Жрец массировал раны. Сарис при этом жаловался на боль. Жрец не обращал никакого внимания на эти жалобы. Он был убежден в том, что кровообращение играет большую роль в заживлении.
