Как это делает яд. Он попадает внутрь и все переворачивает там. Яд отравляет мягко и приятно.
— Надеюсь, мы тоже сможем стать друзьями, — Джалита сжала его влажные ладони. — Я верю тебе. Пожалуйста, не упрекай меня за то, что я сейчас скажу. Это действительно важно. Мне очень одиноко, и, хотя все так добры, я чувствую какую-то неуверенность. Мне нужен здесь кто-то опытный, способный дать дельный совет. Ты поможешь мне? Мы станем друзьями?
— Конечно. Ты ничего плохого не сказала. Есть разница между дерзостью и честностью. И ты была честна. Ты сильнее, чем я предполагал, и мне понятны твои чувства. Можешь положиться на меня. — Он не спеша опустил руки. Джалита позволила им уйти, с наслаждением ощущая, как его грубые, шершавые ладони медленно проходят под пальцами.
— Спасибо, Эмсо. Ты именно тот, кого я искала. Со временем мы станем еще ближе. Сегодня ты согрел меня. Надеюсь, однажды моя дружба сможет согреть тебя и сделать счастливым. — Она развернулась и скрылась за воротами.
Глава 31
На следующее утро Джалиту разбудил серый холодный дождь. Уже рассвело. Как удар, пришло ощущение, что она проспала. Еще наполовину сонная, девушка села на кровати и вскрикнула — прикосновение босых ног к сырому каменному полу после теплого пледа из волчьей шкуры было слишком резким. Несколько шагов по холодной комнате привели ее мысли в порядок.
Слезы Нефрита уже не стоит рядом с кочергой в руке, ругая за потухший огонь. И матери, выговаривающей за пропущенную утреннюю молитву, тоже нет.
Та Джалита умерла.
Эта Джалита должна жить, и жить достойно.
Удерживающая кровать веревка возмущенно скрипнула, а тяжелая рама жестко ударилась о каменную стену, когда девушка прыгнула обратно на свое ложе. Со смешком Джалита забралась под плед, в уютную, таинственную темноту. Запахи щекотали ей нос — дикий, вольный аромат волчьей шкуры, выделанной до шелковой мягкости по секретным рецептам племени Нилы. И ланолиновый аромат шерстяного одеяла, сотканного тем же племенем. Хрустящие льняные простыни источали запах, навевавший мысли о полях, захваченных морским народом, — острый резкий дух вымоченного льна. Она подумала о других ароматах, исходящих от ложа, — возбуждающих и волнующих. Не мягких, как лен или шерсть. Грубых. Ошеломляющих, сильных, как запахи листьев и веток Слез Нефрита, которые та рассыпала на угли жаровни, разговаривая с другим миром, закрытым для непосвященных.
Как расплывчатый призрак, в ее памяти всплыл Лорсо. Пальцы покалывало при воспоминании о его упругих мышцах, перекатывавшихся под ее ладонями, в то время как его руки ласкали и нежно гладили ее тело. Дыхание Лорсо касалось ее щеки, заставляя трепетать от приступов острого желания.
— Довольно!
Она вскочила, сбрасывая покрывала, и, не обращая внимания на холод каменного пола, поспешила к наружной стене комнаты, к небольшой металлической печи. Следовало хоть на время отвлечься от опасных мыслей. Открыв глиняный горшок рядом с печью, она поворошила кочергой угольки, насыпанные туда накануне вечером. Брошенные в горшок кусочки истолченных сухих листьев сразу же задымили. Помедлив, Джалита бросила остатки трухи в огонь, быстро охвативший мелкие веточки, и, когда они вспыхнули, высыпала содержимое горшка в топку. Несмотря на свои размеры, печь хорошо согревала комнату и не дымила. Только иногда, при перемене ветра, помещение превращалось в удушливую коптильню.
Когда согрелась вода в поставленном на печь котелке, Джалита стянула бесформенную ночную рубашку и тщательно умылась. Затем достала шкатулку в виде распустившейся розы, изящно вырезанную из цельного куска дерева. Нащупав почти неразличимую линию, отделявшую крышку, открыла коробочку. Тонкий аромат свежих роз наполнил комнату. Джалита погрузила палец в содержимое, нанесла благовоние на гребень и, глядя в отполированное медное зеркало, стала укладывать и умащивать волосы. Услышав стук в дверь, девушка отложила гребень.
— Я не одета, подождите.
Она подошла к деревянному гардеробу. Натянув льняное белье, сдернула с крючка тонко выделанную рубашку из козлиной кожи, окрашенную в голубой цвет, вышитую алыми розами и сдвоенными зелеными виноградными листьями. Выбрала плотные темно-зеленые шерстяные брюки. Пока Джалита застегивалась и приводила себя в порядок, ее раздражение усилилось; стучавший был груб и даже не удосужился назвать себя. Она затолкала ботинки в сумку, надела комнатные туфли и, бросившись в кресло, приготовилась встретить посетителя.
— Войдите, — рявкнула хозяйка, не считая нужным скрывать злость.
Настоятельница Фиалок резко распахнула дверь. Разгневанная так же, как и Джалита, скрестив руки на груди, она свирепо глядела на молодую женщину.
— Бывшая рабыня, пусть даже фаворитка нашей Нилы, очаровавшая высокочтимого Гэна, не смеет заставлять настоятельницу ждать под дверью. Ты высокомерна. Это оскорбительно.
Язвительный ответ жег язык Джалите, но она сдержала себя.
Настоятельнице Фиалок не хватало реальной власти, сейчас Гэн оказывал предпочтение Сайле, но, раздражая ее, все равно ничего не добиться.
— Я никогда не оскорбляла Церковь, настоятельница. Я стишком хорошо воспитана. Даже в плену у Женщины-Духа Скэнов я находила возможность возносить должные молитвы.
— Действительно? — Вопрос настоятельницы обдал холодом. Ее тяжелый взгляд удерживал Джалиту. — Не лги. Я знаю больше, чем тебе кажется.
Страх коснулся Джалиты. Старая женщина быстро шагнула в комнату, по-звериному улыбаясь и наклоняясь вперед. Ее тяжелая накидка распахнулась, словно темные крылья. Девушка представила птицу, фиолетовую, зеленую и черную, падающую стрелой на жертву. Хриплое требование настоятельницы звучало словно треск жесткого оперения.
— Скажи мне правду. Скажи мне все. Скажи мне честно. Ты не можешь лгать Церкви. Истинной Церкви, ты понимаешь?
Джалите нужно было время, и она изобразила смущение:
— Но Гэн сказал… В трапезной, когда ты…
— Гэн отлучен от Церкви! И эта непристойная ведьма Сайла, которую он назвал Церковью на своих Трех Территориях. — Слюна пузырилась на тонких кривящихся губах.
Мерцающая влага зачаровывала Джалиту. Она встала. Это движение заставило настоятельницу выпрямиться и против воли сделать шаг назад.
— Чего ты хочешь от меня, настоятельница? Я признаю, что было грубо заставлять тебя ждать, но это случайность. Твои же старания запутать меня — умышленная грубость. Я уцелела у Скэнов. Ты думаешь, что, накричав на меня, заставишь меня заволноваться? Полагаешь, я заплачу и расскажу тебе все? Что? Ты думаешь, что я почему-то предам Гэна Мондэрка, после того как он приютил меня? Я не настолько глупа, да и ты тоже. Говори откровенно, чего ты хочешь?
Некоторое время противостояние сопровождалось лишь тяжелым прерывистым дыханием. Зубы соперниц были стиснуты. Вены вздулись и пульсировали. Вдруг настоятельница рассмеялась.
