Налатан побагровел. Для такого вспыльчивого человека, как он, намек в этих словах был подобен брошенной в лицо перчатке. Сбросив с плеча руку Тейт, он вскочил на нога.
— Налатан! — крик Тейт словно клинок прорезал воздух. Она напряглась, увидев, насколько уязвлена гордость мужчины, но поспешила скрыть свою тревогу. Налатан снова сел в кресло. Сделав вид, что ничего не заметил, Конвей продолжил мерить комнатку ногами.
— Мы не получали новостей ни от Сайлы, ни от Ланты в течение половины луны. Что с ними случится, если твое предприятие провалится? А что будет, если узнают, что ты тут замешан? — пытаясь разрядить обстановку, спросила Тейт.
— Несомненно, такая опасность существует. Но ведь мы же освобождаем рабов!
— Мы здесь не для того, чтобы освобождать рабов, Мэтт, — она покачала головой. — Мы здесь потому, что согласились помогать Сайле. Тебе не кажется, что ты, по крайней мере, должен сообщить ей, что замышляешь эту авантюру?
— Это значит, что вы не заинтересованы в спасении? — опуская плечи, проговорил Конвей — весь его энтузиазм угас.
— Ты знаешь, что я чувствую, когда речь заходит о рабстве, — в голосе Тейт чувствовался гнев, — но мы же обещали Сайле!
— И у тебя есть собственные планы, о которых ты не упомянула, — добавил Конвей.
— Все, что я делаю, посвящено нашей общей цели, о себе же побеспокоюсь, когда будет время, — возразила она.
Промолчав, Конвей вышел. Повернув направо, он направился в зал. Толстые свечи горели в подсвечниках, самая дальняя освещала еще одну дверь; беззаботные тени плясали на полированных деревянных стенах и двери. Войдя в следующую комнату, он немного повеселел: за длинным столом, освещаемым множеством свечей, лицом к нему сидела Ти. Вал, сидевший напротив, уловил направление взгляда Ти и, обернувшись через плечо, взмахом руки приветствовал Мэтта.
Обогнув стол и сев рядом с Ти, Конвей понуро сообщил:
— Они не соглашаются.
На лице Ти промелькнули огорчение и гнев.
— Я надеялась на лучшее, — нахмурившись, произнесла она.
— Должен сказать, что у них есть причины держаться в стороне. Я не мог заставить себя повторить им то, что сказали мне вы: «Если ты не борешься с рабством, то ты миришься с ним». Я согласен с этим, но все равно не мог им этого сказать.
— Ты хороший человек, и я рад твоей помощи, — с непроницаемым лицом Вал встал из-за стола, — но думаю, что вы оба ошибаетесь. — Затем, кивнув на прощание, он вышел, оставив Ти с Мэттом наедине.
Оба некоторое время сидели неподвижно. В конце концов Конвей оперся локтями о стол.
— Каждый хочет указывать мне, как именно надо поступать, — проговорил он, сжав кулаки. — У моих собак и то больше свободы.
Ти встала и, проскользнув ему за спину, начала массировать его плечи. Конвей продолжал:
— Врата, которые ищет Сайла, — это ее цель. Я должен быть самим собой, и я хочу делить мои мечты и желания только с тобой.
— Мы уже говорили об этом, очень давно. — Ти отступила на шаг.
Отклонившись на стуле, он попытался найти ее руки, но Ти спрятала их за спину, отступив еще на полшага. На ее лице отразилась боль. Положив руки на стол, Конвей вздохнул:
— Неужели ты не веришь, что если один человек чего-то хочет, то он может заставить это сбыться и для другого человека тоже?
— Ты говоришь в общем, а я говорю о нас. Обо мне. Я останусь такой, какая я есть. — Ти вздохнула. — Навсегда.
— Помнишь, как это впервые случилось с нами? — произнес Конвей хриплым голосом, уставившись на отделку стола сквозь прищуренные веки. — Мы были в замке Алтанара, в моей комнате. Ты стояла у меня за спиной, положив руки мне на плечи и нерешительно поглаживая их. Ты боялась. Ты знала, что была нужна мне. Ты хотела меня тогда, Ти. Я знаю, что это так. Я думаю, что ты по-прежнему любишь меня. Моя же любовь к тебе никогда не угасала.
— Ты тоже был мне очень нужен, — в отличие от его агрессивного тона, голос женщины звучал сдержанно и печально. — Ты заставил меня понять, что я тоже человек, а не вещь. Я буду помнить это всю жизнь. Но как ты можешь просить меня остаться с тобой, зная, что это не вернется?
Он плавно встал и, обернувшись, обнял ее прежде, чем она успела увернуться. Она напряглась, пытаясь высвободиться из объятий Мэтта, но он был слишком возбужден, чтобы заметить это.
— Эта искра никогда не погаснет, Ти. Мы сможем вернуть это, я буду настолько добр к тебе, что ты просто не сможешь не полюбить меня. Каждая минута нашей жизни будет неповторимой.
Его руки скользнули вниз по спине и прижали к себе. Упершись руками в грудь Конвея, Ти вырвалась из тесных объятий.
— Пожалуйста, не делай этого. — Ти побледнела. — Я не та женщина, которая нужна тебе.
— Но ты можешь стать ей! Ты сделала меня чем-то большим, чем я был. Позволь мне помочь тебе.
Как-то неловко отступив на шаг, Ти тряхнула головой так, что это могло означать только одно: «НЕТ!». От резкого движения пламя свечей заколебалось. Отбежав к двери, она сказала:
— Вал назвал тебя хорошим человеком, но он был не прав. Я никогда не встречала лучшего, чем ты, Мэтт Конвей. Какой бы я ни была, но я не слепа! — Дверь за ней закрылась.
Конвей еще долго смотрел на дверной проем, словно сила его тоски могла возвратить туда ее тело, ее голос, ее аромат. Потом он выпрямился, потерев глаза. Лизнув большой и указательный пальцы, он одну за другой задумчиво гасил свечи, изредка снова смачивая пальцы. В тусклом свете последнего колеблющегося язычка пламени он улыбнулся:
— Она любит меня.
Тихое шипение гаснущего фитиля могло быть согласием. Или насмешкой.
* * *
Налатан так долго молчал, что Тейт задумалась, уж не уснул ли он. Дыхание его было спокойное и размеренное. Немного повернув голову, она принялась рассматривать его при слабом свете уходящего дня. На нем не было доспехов и оружия, кроме меча, с которым, казалось, он теперь никогда не расставался. Прислонившись к дубу, он отдыхал, положив руки на колени, его плечо едва не касалось плеча Тейт.
Она слабо улыбнулась, посмеиваясь над собой. Взглянув на его профиль и отметив его характерные черты, она поймала себя на мысли, что никогда раньше она не считала сломанный нос знаком особенного отличия.
Впрочем, думая о Налатане, она часто отступала от своих обычных мерок.
— Ты слышала? — наконец он нарушил тишину.
— Что слышала?
— Лай тюленя. Ты молчала — я подумал, что ты тоже прислушиваешься. Ты уснула?
— Нет. Я думала, что это ты уснул.
— Я думал, — сказал он посмеиваясь.
— Расскажешь, о чем?
— Кое-что расскажу. Мне жаль Конвея. И самого себя. У него большие проблемы.
