— Ты напугал меня, — наконец проговорила она, пытаясь отдышаться. — Тебе говорили, что нужно стучать перед тем, как войти?
— Я забыл, — извиняющимся тоном произнес Додой.
Вода в котелке, стоящем на углях в жаровне, начинала закипать. На столе уже была приготовлена пустая чашка.
— Ты возвращаешься на Остров? — поинтересовался мальчик, указывая взглядом на дорожную сумку Ланты. Сумка была открыта.
— Кто тебе об этом сказал? — ее глаза удивленно округлились.
— Никто. Ты не нравишься Ясмалее, поэтому ты отсюда уезжаешь. Куда тебе еще ехать? А мальчик говорил, что они убьют нас, если мы попытаемся встретиться с людьми, которые живут за стенами замка.
— Какой мальчик?
— Ну, мальчик, с которым я играл. Он живет здесь с мамой и папой. Здесь больше нет детей, кроме него и меня. Он делает все, что я ему говорю, иначе я не буду с ним играть. Он глупый.
— Неужели здесь больше нет детей, кроме вас?
— Да, ты просто никогда не замечала: ведь тебе все равно. Вы в этом сами виновата. И Сайла, конечно, тоже.
— Объясни, пожалуйста, что та имеешь в виду. — Перестав упаковывать вещи, Ланта пристально посмотрела на него.
— Капитан заставил выслать отсюда всех детей рабов, потому что Сайла не хотела видеть их здесь. Здесь не живут дети Команды, за исключением того мальчика. Он сказал, что его семья будет в опасности за стенами форта. Дело в том, что несколько членов Команды готовили покушение на Капитана, а отец того мальчика донес на них.
— Бедный ребенок. Он, наверное, совершенно одинок. Ему нужен друг.
— Я хорошо к нему отношусь, потому что он мне рассказывает много интересного. Он слышит то, что говорят взрослые. Он еще маленький, поэтому они уверены, что он ничего не понимает. — Додой исподлобья взглянул на Ланту, пытаясь определить, какой эффект произвели его слова.
— Друг — это самое драгоценное, что есть на свете. — Ланта закрыла глаза и некоторое время молчала.
Додой был уверен, что за этим жестом что-то кроется — у него появилась идея.
— Ты возвращаешься на Остров, чтобы быть вместе с твоим другом Конвеем? — спросил он. Ланта замерла.
«Эти слова испугали ее», — подумал Додой, но было что-то еще. Он не мог быть в этом уверен, пока она не заговорила:
— Да. И к другим моим друзьям: Тейт, Налатану, Валу и Ти.
— Ти? Но она тебе не друг.
— Не говори так!
Додой с удовлетворением заметил, что она разозлилась.
— Все, чего она хочет, — это освободить рабов, — с притворным сочувствием произнес он.
Ланта быстро успокоилась и даже улыбнулась:
— О, да. Это доброе дело, ты сам знаешь.
Конечно, он это знал. «Она, наверное, думает, что я глупец, — размышлял Додой. — Когда я сказал, что Ти вовсе не друг Ланты, она разозлилась. Так что же ее так расстроило? Конвей!» Он проклинал себя за то, что не заметил этого раньше. Конвей преследовал Ти, как мужчина преследует женщину, но Ти было все равно. Ланта хотела быть рядом с Конвеем, но он не обращал на нее внимания.
— Я думаю, что Конвей очень нравится Ти, — намеренно спокойно произнес Додой.
— Он хороший человек. — Покраснев, девушка с удвоенным усердием стала рыться в своей сумке.
— Он с ней все время разговаривал там, на Острове.
Ланта медленно выпрямилась. Додой подумал, что в этот момент она как никогда была похожа на мышку, маленькую больную мышку.
— Они проводили много времени вместе? — бесцветным голосом, уставившись прямо перед собой, спросила она.
— Почти все.
— И о чем же они беседовали?
— Обо всем понемножку. — Додой тщательно взвешивал слова: достаточно было одной ошибки, чтобы все испортить. Одно неосторожное слово — и она будет взбешена. Хуже этого, закончится эта веселая игра. — Они много говорили об Оле. Я думаю, они хотят вернуться туда.
— Если бы я могла, я бы никуда не уезжала.
— Извини, — пробормотал Додой. Затем, посмотрев на нее самым невинным взглядом, добавил: — Ты хорошая. Ты редко кричишь на меня, всегда говоришь мне, что делать. Плохо, что ты не использовала свой дар провидицы, когда мы были в Оле. Ты бы обо всем узнала и смогла бы там остаться.
— Я никогда не делаю этого, Додой, — ее нижняя губа задрожала. — Дар Провидения принадлежит Церкви. Это ужасный грех — использовать его в своих целях.
Додой вдруг вспомнил окровавленные губы женщины Капитана, вспомнил, как опух его палец. Целую неделю он плакал и почти не спал из-за жуткой боли.
— Откуда ты знаешь, что другие провидицы не используют его? Ты такая добрая — всему веришь, — проговорил, прогнав мрачные воспоминания.
— Они не могут так поступать. Это плохо.
— Кто знает? — Додой развел руками. — Если я уйду и закрою дверь, кто будет знать, чем ты тут занимаешься? Другие провидицы могут закрыть двери. Я думаю, что они пользуются своим даром. Не для себя, конечно, потому что Вездесущий видит каждого, как ты не устаешь повторять мне. Но разве Он не сказал, что мы должны помогать друг другу чем только можем?
Ланта улыбнулась, но в этой улыбке чувствовалось столько горечи, что Додой в какой-то момент испугался, что сказал слишком много. Однако ее слова успокоили его:
— Додой говорит словами Священного Писания? Я присутствую при свершении чуда?
— Я ничего не знаю о Церкви. Я просто ребенок, освобожденный раб. — Он решил сменить тему: — Но если Конвей попадет в беду, разве не будет Сайле труднее искать Врата? И если она не найдет их, разве не станет Жнея самой могущественной в Церкви?
— Уходи, Додой. Сейчас же. — Осенив себя Тройным Знаком, Ланта взглянула в окно.
Засунув руку в карман, Додой достал охапку листьев, которые Тейт называла марихуаной. Моряки заверяли его, что в замке эти листья будут очень дорого стоить, потому что марихуана была запрещена. Он насыпал треть в чайник, добавив туда же изрядную долю чайных листьев. Сделав это, он спохватился. А вдруг с ней что-нибудь случится? Моряки говорили, что курение этих листьев или добавление их в еду не приносит никакого вреда, но никто ничего не говорил о кипячении. А что, если она умрет? Если он сейчас перевернет чайник, все обойдется и никто ничего не узнает. Додой уже протянул к нему руку, когда Ланта неожиданно обернулась. Его сердце екнуло. Отдернув руку, Додой сделал шаг назад. Мило улыбаясь, она взяла чайник и, наклонив его над чашкой, спросила:
— Ты хочешь чаю, да?
Слишком испуганный, чтобы что-то ответить, он молча повел головой из стороны в сторону. Наполнив чашку, она немного отхлебнула. Потом, смакуя напиток во рту, отодвинула ее от себя:
— Крепкий. Вероятно, здесь совершенно другой чай. — Склонив голову набок, она начала водить чашкой по кругу. Жидкость едва не выплескивалась на стол. Воздух над ним наполнился благовонным паром. Отхлебнув еще глоток, она помедлила, потом, запрокинув голову, выпила все содержимое залпом.
