Голос Жнеи заставил Тейт повернуться:
— Всадники, которых послал ко мне Орион, только и говорили что об откровениях мальчишки. Этой ночью вождь и старейшины подтвердили это. — Пожилая женщина хищно склонилась над Додоем. — Ты ничтожество, парень. Меньше чем пыль. Но твое вранье осложняет мне жизнь. Я хочу положить этому конец. Черная Молния простит тебе любые прегрешения. Я даю тебе последний шанс. Если ты меня обманешь, я буду твоим смертельным врагом на всю жизнь.
Тейт вытянула вперед винтовку.
— Прекрати, ты его пугаешь.
Жнея продолжала смотреть на Додоя.
— Успокойся, Доннаси, ты все равно меня не убьешь. По крайней мере пока не узнаешь правду. Да и потом, потому что нам надо поговорить. Так что говори, парень. Твой единственный шанс.
Тейт опустила винтовку, повернувшись к Додою. Тот не смотрел на нее. Доннаси опустилась на колени и положила руки ему на плечи.
Додой осознавал присутствие Тейт, но его сознанием завладела Жнея. Мелькающие перед ним образы замутили его взор, возвращая его в прошлое. Женщина Капитана. Ее глаза также буравили взглядом, как и глаза Жнеи.
Но в голове у той были перемешаны боль и наслаждение. Додой погрузился в бездонный взгляд Жнеи и увидел лишь полное безразличие. Ни любви, ни страдания, ни похотливой страсти.
Он не знал слов, которые могли бы описать эти образы. Ни за что на свете он не смог бы рассказать о том, что он увидел. Однако интуитивно он понял, что стоял лицом к лицу с безграничной жестокостью, и его внутренняя сущность склонилась перед ней словно перед божеством.
Дрожь пробежала по его спине. Жнея поняла, что ему нужно лишь одно — иметь хозяина и служить ему.
— Но почему, Додой? Я ведь люблю тебя, — мягко сказала Тейт.
— Меня никто не любит, потому что я маленький и безобразный.
— Так ты врал те. Обо мне, Ориону. Всем. — Все отвернулись, изумленные прозвучавшим в ее словах прощением. Только Жнея продолжала смотреть на мальчика. Увидев это, Додой вздрогнул. — Да. Я хотел… чтобы я был кому-нибудь нужен. Вы все меня ненавидите. Я ненавижу вас. Ты не любишь меня. Ты мне тоже врала.
— Я врала себе самой. Я уверила себя в том, что ты приведешь меня к людям, которые похожи на меня. По крайней мере выглядят так же, как я. Чувствуешь разницу? Я не смотрела внутрь, туда, где начинается личность человека. Я слишком сильно хотела найти их. Быть может, однажды я и найду то, что хочу. Но это уже не ослепит меня. Я получила урок. Никто не любит кого-то лишь потому, что он этого хочет или потому, что должен. Он просто любит, и все. Ты понимаешь? — Она повернула его голову и, взяв за подбородок, заставила его встретиться с ней взглядом. — Я изменилась, и ты мне в этом помог. Я думаю, ты тоже изменился, хотя бы немного. Вспомни, когда мы сидели рядом и я тебя крепко прижимала — это было хорошее время, ведь правда?
— Может быть. — Боль исказила худощавое лицо Додоя. Он отвернулся.
Тейт снова повернула его к себе.
— Ах, Додой, бедное дитя. Что же мне делать с тобой?
— Оставь его мне, — выступил вперед Орион.
Посмотрев на Жнею, Додой отпрянул. Взглянув глубоко в его глаза, она удовлетворенно улыбнулась. Разговор измотал его. Жнея знала: у него теперь будет семья, племя, место. И кроме того, он будет служить ей. Она даст ему возможность кому-то принадлежать. Ему хотелось броситься к ней, но это раскрыло бы тайну, их тайну.
Тейт перевела винтовку на Ориона. Сказитель побледнел, но сохранил самообладание.
— Это еще один шанс для нас обоих. Нам многое придется искупить, многое узнать о себе. Кто знает? Может, он тоже станет сказителем. В конце концов он может вернуться домой.
Жнея улыбнулась Додою.
Смахнув слезы, Тейт взяла себя в руки. Если Додой хотел верить Ориону, как она могла ему запретить? Да и как она могла быть уверена в том, что действительно руководствуется лишь интересами Додоя. Звездочеты и Орион предлагали ни много ни мало спокойную, оседлую жизнь. Она не могла ему предложить такого. Но тут был некоторый риск.
— Я не знаю, Додой. Тут происходят всякие нехорошие вещи. Эти люди чуть не убили нас.
— Это была ужасная ошибка. Мы с Додоем нужны друг другу. Мы сможем простить и поддержать друг друга. Он станет мужчиной, таким, каким и должны были быть я и Малый Пес. — Орион бросил быстрый взгляд на Жнею и решительно продолжал: — Вождь, который говорит о добре, но забывает, что доброта проявляется в малом, а не в большом, приносит больше всего зла.
Жнея продолжала пристально смотреть на Додоя.
Додой повернулся к Тейт. Его длинные пальцы теребили пуговицы на кожаном жилете.
— Я изменился. Я думаю, я должен остаться. Можно? Я буду себя хорошо вести, — отрывисто прошептал он.
Тейт улыбнулась, скрывая свою боль.
— Только если ты скажешь, что тебе будет меня не хватать. Ты должен подсластить эту пилюлю. — Додой обнял ее за шею. Выглядывая из-за его головы, она посмотрела на Ориона. В этом кающемся лице она увидела себя. Орион боялся, но это уже был страх осознанной ответственности. Тейт хотелось выразить ему свою симпатию. Они оба проиграли. И оба выиграли.
Когда Додой отошел назад, стараясь смотреть в землю, он на секунду взглянул на Жнею. Она теперь выглядела по-другому — удовлетворенно. Тейт одновременно плакала и улыбалась. Она поцеловала его в лоб.
Уже отправившись вслед за Орионом, Додой почувствовал какую-то слабость, неуверенность. Он не повернулся, чтобы помахать на прощание. Орион положил ему на плечо руку. Стараясь подладиться под огромный шаг своего нового спутника, Додой пошел навстречу своей новой жизни.
Тейт упала в объятия Налатана. Оба они сотрясались от ее рыданий.
Жнея нагнулась, делая вид, что поправляет стремена. Ее плечи тряслись в беззвучном смехе.
Посмотрев на нее, Ланта еле слышно пробормотала:
— Кое-кто многим пожертвует, не желая смириться с тем, что Цветок может восторжествовать. — Эти слова оставили у нее во рту неприятный привкус.
Глава 110
Услышав заунывный вой волка, лошади, принадлежащие братству Опалов, всполошились. Они занервничали, начали беспокойно ржать и бить копытами. Но люди, собравшиеся вокруг огромного пылающего костра, не обращали на это внимания.
Тейт отрицательно покачала головой в ответ на предложенную Налатаном руку. Слезы на ее щеках блестели, словно звезды на ночном небе. И все же ее лицо сохраняло гордое и надменное выражение, черты заострились, казалось, что наложенная Сайлой повязка сильно натянула кожу на ее лице.
Несмотря на то что внешне она стоически восприняла смерть Танно, душа ее была полна горя по утерянному другу. Ее скорбь по собаке была подобна скорби воина по погибшему товарищу, печали по потерянной дружбе.
