— Там, прямо напротив нас. Видишь, свет выбивается из-под запертой двойной двери.
Раздался спокойный голос Сайлы:
— Учителя. Они ждут нас. — У Конвея по спине пробежали мурашки.
С оружием наготове они спустились вниз. Неловко перехватив «вайп», Тейт потянулась к ручке двери. Оттеснив ее в сторону, первым вошел в комнату Налатан.
В маленьком кабинете за огромным деревянным столом, ссутулившись в обитом тканью кресле, сидела маленькая фигурка. На ней было черное платье служительницы Церкви с вышитой золотом буквой У слева на груди. В поднятом капюшоне платья виднелась высохшая мумифицированная голова. Потускневшие седые волосы обрамляли обтянутые кожей щеки. Веки смежил вечный сон. Узкие губы слегка раскрылись, обнажив безупречно белую полоску зубов. Скрещенные руки лежали на коленях. Кисть одной руки была разжата, и сквозь почти прозрачную кожу виднелись кости. Высохшие согнутые пальцы напоминали когти.
На столе лежал лист пожелтевшей бумаги и черная пластмассовая ручка. Обойдя Налатана, Сайла взяла со стола бумагу. Выцветшие буквы едва виднелись на желтоватом фоне. Быстро просмотрев бумагу, Сайла протянула ее Тейт. Со стороны этот жест выглядел очень торжественным — одна Жрица передавала другой древнюю святыню.
Тейт начала читать вслух:
«Читающего эти строки приветствую из дома Учителей. Я — последняя из них. Уже несколько лет, как ни одна из моих сестер не возвращается домой. Иногда мне кажется, что я слышу их голоса, и каждый раз понимаю, что это ошибка. Часто я слышу свой собственный голос, и я плачу, когда эхо убегает от меня, покидая меня в моем страшном одиночестве.
Когда-то я надеялась, что сестры вернутся. Теперь я боюсь этого больше всего на свете. Это бы означало, что кто-то из нас не выстоял и выдал тайну нашего дома тому, кто проводил Чистку.
Кто бы ты ни была, я молюсь в надежде, что ты истинный Цветок.
Есть в Церкви те, кому известно, что это место существует, но они не знают, где оно. Даже мне, последней хранительнице, не дано знать, кому доверена тайна нашего местонахождения. Вырывшие эти непроходимые пещеры и создавшие эти ужасные смертоносные машины уже давно умерли. Как бы они страдали, увидев, что мы сделали с их творением. Я надеюсь лишь, что больше не придется использовать губительную силу лазеров. Но Учителей надо было охранять от всего, что представляло для них угрозу. Величайшая ирония в том, что наше тайное достояние включает необходимость в разрушительной силе оружия. Воистину невежество причиняет человеку массу неудобств. И беда в том, что он стремится превратить свои временные преходящие обстоятельства в вечные незыблемые догмы.
Через многие поколения после нас Учителя могут возродиться. Мудрейшая и преданнейшая из сестер должна решить, готова ли почва для того, чтобы туда заронить семя. И будет избран Цветок».
Услышав, как кто-то всхлипнул, Тейт прекратила чтение.
Сайла хотела попросить Тейт продолжать, но одна мысль задержала ее. Ненавистное прежде слово «Избранные» обрело вдруг новый смысл. Настоятельница Ирисов — конечно, это она, мудрейшая и преданнейшая. Дом Учителей будет возрожден.
Истинное понимание всей величины ее ответственности стало доходить до Сайлы. Она словно впервые увидела восход солнца — это простейшее свидетельство неописуемого величия. И жестокости.
По сигналу Сайлы Тейт продолжила чтение:
«Силы зла и невежество неразделимы. Цветок никогда не будет в безопасности ни от одной из этих сил. И тем не менее средства для возрождения мира находятся здесь. Когда я умру, будет отключено электропитание от всего, кроме датчиков и оружия защиты, которые установили наши ученые и инженеры. Они говорят, что только ключ может открыть нашу дверь, заблокировать оружие и включить свет. Они говорят, что только Цветок способен совершить все это. Посмотрим. Мы уже знакомы с заверениями и изобретениями „сильных мира сего“ и их искушенных в политике обезьян — именно они привели мир к его нынешнему состоянию.
Я умру за моим столом (чистым в первый раз и чистым навеки — это моя последняя шутка) вместе с моими самыми дорогими сокровищами, коллекцией прекраснейших драгоценностей Церкви. Когда моя жизнь начнет угасать, я буду ласкать их (мои глаза уже не такие, какими были прежде) и молиться, чтобы Цветок самоотверженно нес миру мудрость, которую мне доверили охранять. Мне стыдно признаваться, что мы прятали это — то, что должно стать главным в жизни каждого родившегося человека.
Обязанность Цветка — убедиться в том, что наши жертвы не принесены напрасно. Цветок не сможет обеспечить урожай, его задача — сеять.
За мной — все.
Перед тобой — гораздо больше».
Закончив читать, Тейт прокашлялась.
— Здесь нет подписи.
Ланта тихо всхлипнула. Бросив настороженный взгляд на подошедшего к ней Конвея, она прижалась к его груди.
Сайла приблизилась к столу. Осторожно, стараясь не задевать мумифицированное тело, она потянула за ручку, выступающую из стола рядом с креслом. Неожиданно легко из стола вышел необыкновенно хитро упрятанный там ящик. Сайла вздрогнула.
Тейт подошла взглянуть в ящик.
— Она сказала: «Самые дорогие сокровища». Конвей, иди взгляни. — Опустив руку, она достала из ящика какую-то прямоугольную вещь, верхняя часть которой поворачивалась, как на петлях. Когда Тейт подняла ее, Сайла увидела, что вся она сделана из бумаги.
Со словами.
Осенив себя Тройным Знаком и прижимая руку к груди, Сайла отступила к стене.
Не подозревающие о ее страданиях, Тейт и Конвей продолжали поиски. Они достали еще несколько похожих предметов из ящика, который Конвей называл шуфлядой. Сайле понравилось это слово, хотя она раньше никогда не слышала, чтобы кто-нибудь прежде называл так какую-нибудь металлическую вещь. Собрав все свое мужество, она спросила:
— Эти вещи, которые вы достаете, — что это?
Конвей на мгновение выглядел озадаченным, затем в его взгляде появилось сочувствие. Тихим голосом он начал объяснять:
— Книги, Сайла. Так они называются. Учителя берегли их, как сокровище. — Он начал показывать их ей по одной. — «Полный курс математики». «Машиностроение: теория и практика». Вот эта — по основам химии. Это — физика. И последняя… — Справившись с комком в горле, он закончил: — «Поэзия столетий».
Обращаясь к Тейт, которая обошла тело наставницы с другой стороны, Конвей спросил:
— Там есть еще что-нибудь?
— Ничего.
Сайла взглянула на Тейт, заподозрив ее в неискренности. Она, наверное, увидела еще что-то и скрывает это. Но это уже неважно.
Важнее всего были книги.
Слова на бумаге.
Страшные предчувствия одолевали Сайлу, заставляя усомниться в святости этого места. С самого начала Церковь настаивала, чтобы все слова, оставленные гигантами, были уничтожены. Был даже ритуал, называемый Возвращением, во время которого они сжигались.
