Пока Гучков сидел в председательском кресле, его фракция постепенно распадалась на части. Раскол был усугублен событиями 1911 года, когда законопроект о введении земства в Западном крае (то есть на территории части современной Украины) был проведен в порядке чрезвычайно-указного права. Гучков, ушедший в отставку с поста председателя Думы в знак протеста против этого решения, считал, что октябристы должны были занять принципиальную позицию. Однако безусловный лидер «Союза 17 октября» оказался в этом вопросе в одиночестве. Абсолютное большинство его однопартийцев желали голосовать в пользу правительственной инициативы, которая, впрочем, изначально исходила именно от «Союза 17 октября». Возмущенный Гучков вышел из состава бюро фракции и вскоре уехал на Дальний Восток.
Практически шесть лет, вплоть до 1917 года, председателем Думы был М. В. Родзянко. Он имел высокое мнение о своей персоне, считая себя вторым человеком в империи. Родзянко полагал, что городовые должны отдавать ему честь. Он и от депутатов требовал признания своего высокого звания. В ноябре 1913 года Родзянко сообщал сотрудникам думской канцелярии: «Ведь сегодня хоры будут ломиться от публики. Всем, кому будут мною даны карточки, оказать содействие в получении мест. Ведь на меня идут, как на Шаляпина». Родзянко выражал недовольство, что правительственные телефонистки не спешили отвечать на его звонки. В 12 часов ночи он позвонил премьер-министру В. Н. Коковцову: «Владимир Николаевич, сделайте распоряжение, чтобы ваши телефонные барышни немедленно отвечали на звонок председателя Государственной думы». Коковцов был поражен: «Михаил Владимирович, вы в здравом уме и в твердой памяти?» Родзянко пришлось перевести разговор в шутку. Председатель Думы как подлинный государственный деятель много думал и о будущем. 19 февраля 1917 года, накануне революции, его волновал один вопрос: как организованы похороны председателя бюджетной комиссии М. М. Алексеенко? И чем траурная церемония будет отличаться от той, что будет организована в случае кончины самого председателя Думы?
Родзянко любил повторять: «Я председатель, я имею право». Председатель постоянно выражал недовольство поведением окружающих, которые проявляли недостаточное почтение к его персоне. «Я… крайне недоволен непочтительным ко мне отношением многих ваших чиновников, – отчитывал он руководителей канцелярии 11 мая 1912 года. – Так, я заметил, что они при встрече на улице мне не кланяются и не уступают дороги. Это крайне невежливо с их стороны и непочтительно к председателю Думы». Примечательно, что Родзянко практически не был знаком с сотрудниками думского аппарата. И все же среди них были «любимцы» (точнее – любимицы) председателя. Глинка застал Родзянко, диктующим свой доклад. Это происходило в зале общего собрания Думы. Рядом с председателем сидели две любимые стенографистки и переписчица, которую Родзянко называл Дусей. Каждые три минуты председатель прерывался, рассказывал забавные истории, угощал сладостями, рассматривал туалеты, прически девушек. Он потребовал от них доказательств, что они не носят парики, и по этой причине поочередно дергал их за волосы, а те в свою очередь весело взвизгивали.
Депутаты работают
В Думе существовало работоспособное ядро, которое несло основное бремя законотворческой деятельности. Понятно, что они составляли меньшинство. Большинство же никак не отметились в истории Думы. За все годы работы Третьей Думы 1 депутат из фракции правых выступал 374 раза на пленарных заседаниях, 1 прогрессист – 324 раза, от 251 до 300 раз выступали 2 депутата, от 201 до 250 – 3, от 151 до 200 – 7, от 101 до 150 – 11, от 51 до 100 – 48, от 26 до 50 – 54, от 11 до 25 – 78, от 4 до 10 – 92, 3 раза – 22 депутата, 1 – 48 народных избранников. 93 депутата Думы ни разу не выступили на пленарном заседании.
Еще более интересна информация о докладчиках. Один октябрист выступал с докладом 171 раз. 4 депутата выступали от 81 до 120 раз, 10 депутатов – от 40 до 80, 25 – от 21 до 40, 28 – от 11 до 20, 33 – от 6 до 10, 53 – от 3 до 5 раз, 33 – 2 раза, 39 – 1 раз. 261 депутат ни разу не выступил с докладом. За все время работы Третьей Думы октябристы сделали 1882 доклада, националисты – 341 доклад, кадеты – 150, правые – 141, члены польско-литовско-белорусской группы и польского кола – 85, правые октябристы – 60, прогрессисты – 55, представители мусульманской фракции – 10, трудовики – 9, беспартийные – 12. Члены социал-демократической фракции не выступали с докладами на пленарных заседаниях Думы. Такой фракционный перекос вполне объясним: оппозиция не возглавляла думские комиссии и, соответственно, не участвовала в распределении докладов.
Депутаты не отличались особой дисциплинированностью. Нередко так случалось, что народные избранники подъезжали на извозчике к Таврическому дворцу, оставляли его у дверей, регистрировались (дабы избежать штрафа за прогул) и тут же уезжали домой. Некоторые из них расписывались в журнале на следующий день. В таком случае требовалось лишь найти соответствующий список в думской канцелярии. Проблема возникала при поименном голосовании. Тогда приходилось обзванивать мнимо присутствовавших по телефону и в срочном порядке вызывать их в Думу. В обычные дни депутатов насчитывалось 100–180 человек (для кворума требовалось 140). Изредка их число достигало 280. В период работы Третьей Думы «рекорд» был поставлен в момент выборов А. И. Гучкова председателем палаты: тогда проголосовали 340 депутатов.
Особенно депутаты не любили ходить на вечерние заседания, что порой приводило к недоразумениям. Вечером 25 апреля 1912 года на заседании практически отсутствовал думский центр и было мало правых. В итоге, неожиданно для себя, решения принимала оппозиция. М. В. Родзянко, не чувствуя поддержки большинства, предпочел не мешать весьма дерзкому выступлению социал-демократа И. П. Покровского. В конце заседания в зале общего собрания оказался пьяный Г. В. Скоропадский (октябрист). Он непременно желал выступать с трибуны, что не вызывало восторга в президиуме. Но товарищи по фракции предложили ему «плюнуть на Думу и уйти лучше в буфет опохмелиться».
С приближением каникул – рождественских, пасхальных или летних – депутатов становилось еще меньше. В середине декабря и конце мая было чрезвычайно трудно обеспечивать кворум. К концу мая 1914 года, за месяц до окончания сессии, взяли отпуск более 100 депутатов. Недовольный Родзянко приказал отпуска не выдавать. Это возмутило депутатов, и председателю пришлось пойти на попятную. Буквально через несколько дней официально отдыхали уже 124 народных избранника. Сотрудники канцелярии Думы упрашивали по телефону Н. А. Хомякова приехать на заседание, а бывший председатель отвечал: «Ну их к черту».
Многие депутаты были так или иначе связаны с работами на земле: кто-то был земледельцем, а кто‐то – землевладельцем. Уже по этой причине им часто приходилось навещать родные места, чтобы контролировать ход полевых работ. Более всего депутатов волновали частные и региональные вопросы. Как вспоминал С. П. Мансырев, «большинство ограничивало свою деятельность хлопотами и ходатайствами о разнообразных, большей частью мелких нуждах своего района: какая-нибудь церковь, школа, железнодорожная ветка, а то и просьба по частному делу. Поэтому в общих собраниях и комиссионных заседаниях их почти не было видно: они являлись только тогда, когда их лидеры считали нужным мобилизовать все силы, и послушно голосовали по указке своих софракционеров. Прочее время они проводили в бесконечных посещениях разных канцелярий и министерств. А ведь таких было более четвертой части членов Думы».
