Сохранение роли территориальных ополчений объясняло высокое значение должности тысяцкого. Тысяцкие стояли во главе децинарной системы (на более низших уровнях ее действующими лицами были сотники, пятидесяцкие и десяцкие), известной со времен Киевской Руси и охватывающей все сельское и городское податное население. Список подобных десятков хранился в архиве московских тысяцких Протасьевичей-Вельяминовых. Хорошо известны были связи тех же Вельяминовых с купцами. В.В. Вельяминову Дмитрий Донской приказал «блюсти» купца Евсевку, переселявшегося из Торжка в Кострому. Позднее с И.В. Вельяминовым в Тверь бежал сурожанин Некомат
[70].
В руках тысяцких сосредотачивалась большие объемы военной и хозяйственно-административной власти. В отсутствие самих князей именно тысяцкие возглавляли все воинские силы и осуществляли административное управление делами того или иного княжества
[71]. В договоре сыновей Ивана Калиты тысяцкий упоминался вслед за самими князьями: «А что ся учинит просторожа от мене, или от вас, или от моего тысяцкого… исправа ны учинити». В Москве должность тысяцких на протяжении нескольких поколений передавалась внутри семьи Вельяминовых. Вельяминовы значительно возвышались над остальными боярами московского княжества. В XIV в. они были связаны с правящей династией узами кровного родства. Василий Вельяминов считался «дядей» Семена Гордого. Его внук Микула был женат на свояченице Дмитрия Донского Марии, дочери Дмитрия Суздальского. В Тверском княжестве тысяцкими были представители Половых-Шетневых
[72].
Сосредоточение больших объемов власти в руках тысяцких вступало в противоречие с самодержавными устремлениями потомков Ивана Калиты. Сразу после смерти В.В. Вельяминова в 1375 г. эта должность была ликвидирована. Вместо тысяцких в более поздних договорах фигурировали воеводы московские. Прерогатива их назначения находилась в руках великих князей, которые настаивали на формулировке: «А Московская рать ходит с моим воеводою как и преже сего»
[73].
В других территориальных ополчениях, представлявших прежде независимые княжества, также существовали свои воеводы. Связь между воеводами и ратями прослеживается из летописного сообщения 1348 г. о походе на Смоленск: «Князь великий (Семен Гордый. – М. Б.) посла брата своего князя Ивана да князя Костянтина Ростовского да Ивана Акинфовича, а с ними воеводы и рати многи»
[74].
В памятниках Куликовского цикла эти воеводы обозначались как «воеводы местные» («посла по все князи Руские, и по все воеводы местные», «вой 100 000 и сто опроче князей Руских и воевод местных»). Среди них были коломенский воевода Н.В. Вельяминов, владимирский и юрьевский – Т.В. Волуй, костромской – И.Р. Квашня, переславский – Андрей Серкизович. Существование «вое вод» подтверждается другими источниками. В грамотах конца XIV в. для их обозначения использовался термин «воеводы из городов». В договоре великого князя Василия Дмитриевича с Владимиром Храбрым предусматривалась возможность их использования в походах: «А коли ми (Владимиру Храброму. – М. Б.) послати своих воевод ис которых городов»
[75].
Целостность территориальных ополчений нарушалась во время походов с участием московских князей. В этом случае бояре и слуги вольные вливались в состав их дворов и переставали подчиняться воеводам в соответствии с правилом: «А которые бояре твои живут в наших уделех, и в великом княженьи, а те бояре с тобою… А хто живет наших бояр в твоей очине и в уделе, а тым по тому же». Рати под началом воевод собирались в этом случае отдельно от князей и их бояр. Именно так комплектовалось войско в 1407 г. при подготовке похода на Витовта
[76].
На эти должности назначались представители московского боярства. Среди них были уже упомянутые воеводы Куликовской битвы. В 1375 г. воеводой в Костроме был А.Ф. Плещей. Коломенским воеводой в 1408 г. был И.С. Жеребцов
[77]. А.Ф. Плещей был одновременно костромским наместником и воеводой («воевода же бе у них той же и наместник»). Сближение наместников и воевод было не случайным. Постепенно именно наместники стали осуществлять руководство территориальными ополчениями. Вероятно, одним из последних городовых воевод на великокняжеской службе был можайский воевода И. Бортенев, упоминавшийся в одном из судных дел конца XV в. Его назначение на этот пост можно связать с недавним присоединением Можайска, входившего прежде в удел Андрея Углицкого. В удельных княжествах такие воеводы сохранялись до начала XVI в. В одной из жалованных грамот Федора Волоцкого в 1500 г. упоминались воеводы ржевский (отдельно от ржевского наместника) и Осташковой слободы. В уделе Юрия Дмитровского действовал дворский и воевода (sic!) Б.Я. Тверитинов
[78].
Показательна деградация в положении «воевод». Воевода Осташковой слободы мог распоряжаться всего несколькими десятками людей, явно не слишком высокого социального ранга. Как напоминание о прошлом в конце XV – начале XVI в. некоторые представители аристократии в посольских книгах гордо именовались воеводами: князь И.Ю. Патрикеев и князь В.Д. Холмский – воеводы московские («наивышший» воевода), Я.З. Кошкин – воевода коломенский, Г.Ф. Давыдов – ярославский
[79].
Использование ресурсов территориальных ополчений возмещало малочисленность княжеских дворов и создавало предпосылки для широкого вовлечения их наиболее боеспособных элементов к службе на постоянной основе.
