Но вот что любопытно – несмотря на очевидное усложнение во 2-й половине XVI в. логистических проблем, источники, описывающие боевые действия что на татарском, что на ливонском или литовском «фронтах» во времена Ивана Грозного, не содержат упоминаний о кризисах, подобных тем, что имели место, к примеру, в 1502 или 1518 гг. И это при том, что и по числу задействованных войск, и по их структуре, и по их техническому оснащению та же казанская экспедиция 1552 г. существенно отличалась даже от походов, что предпринимал Василий III на Смоленск в 1512–1514 гг. Нет, конечно, не все было гладко, и сложности были, но срыва кампании из-за нехватки провианта, фуража или «зелья» и прочего припаса для наряда – такого не было. Значит ли это, что дьяки Разрядного приказа (который как центральное военно-административное учреждение окончательно оформился в конце 40-х – начале 50-х гг. XVI в.), учтя опыт предшественников, сумели отладить систему снабжения и та не без проблем, но достаточно исправно функционировала все время войн Ивана Грозного?
На этот вопрос, на наш взгляд, похоже, можно дать положительный ответ. Анализ сохранившейся в летописях, разрядных книгах и актовых материалах информации, позволяет утверждать, что действительно Разрядный приказ, комбинируя в разных соотношениях (применительно к конкретной ситуации) сложившиеся и отработанные прежде способы решения логистических проблем, добился более или менее удовлетворительной работы «интендантской» службы. В этом отношении показательная третья, 1552 г., Казанская кампания Ивана IV (из всех его военных предприятий логистика этого похода освещена в источниках, пожалуй, наиболее подробно).
Как же решалась проблема со снабжением войска в ходе третьей Казани? Политический кризис конца зимы – начала весны 1552 г. в татарской столице завершился «казанской изменой». После того, как стало окончательно ясно – казанцы отказываются принять московского наместника, а значит, задуманной унии не будет и новой войны не избежать, в Москве было принято решение об организации новой военной экспедиции на Казань, которая должна была окончательно решить «казанский вопрос».
Подготовка кампании началась, судя по всему, еще до того, как разрешился кризис в Казани. Проходила она в традиционном ключе. Как писал автор «Казанского летописца», из Москвы «по градом» были разосланы царские грамоты «всем князем, и воеводам, и благородным, и середним же, и обычным готовым быти на царскую свою службу со всяким запасом ратным с конми и со отроки…»
[81], причем ратным было повелено «збиратися на Коломну, на Коширу дальним городом Новугороду Великому и иным городом (очевидно, северо-западным – не только Новгороду, но и Пскову, Твери и «тянущим» к ним «пригородам». – В. П.), а Московским городом велел (Иван. – В. П.) збиратися в Муроме»
[82]. Очевидно, что тогда же рассылаются на места грамоты о сборе посошных людей, конных и пеших, со своими подводами, инструментом и «кормом» (без которых не обходилось ни одно мало-мальски серьезное военное предприятие московитов). Равным образом были разосланы и соответствующие «листы» о наборе «зборных» с «земли» конных и пеших людей, пищальников и лучников, которые также должны были иметь с собой все необходимые припасы на всю предполагаемую кампанию
[83].
По аналогии с другими походами можно также с уверенностью предположить, что по крайней мере часть ратных людей, двигавшихся по весенним дорогам к местам сбора, могла получать на ямах «корм» и фураж по установившейся еще во времена Ивана III «норме» – «на десять лошадей по четвертки овса да по острамку сена» и «на восмъдесят человек яловица, по полъосмине круп, по полубезмена соли, или на десять человек по борану, круп и соли на денгу…»
[84].
Уже на этом подготовительном этапе должна была проявиться отличительная черта московской стратегии и логистики. В свое время американский историк У. Мак-Нил отмечал, что «московские цари устанавливали свою власть повсюду, куда судоходные реки позволяли доставить тяжелые пушки»
[85]. Казань, стоявшая на Волге, была удобным объектом для московской экспансии, ибо по Волге и ее притокам к месту предполагаемых боев легко можно было доставить водой все необходимое – не только пехоту и артиллерию, но и все необходимые припасы. И если в 1545 г. «наряжаемые» с Новгорода и новгородских пятин пищальники, конные и пешие, должны были иметь «суды», в которых «им корм и запас свой в Новгород в Нижней провадити»
[86], то и в 1552 г. такой шаг был неизбежен.
В конце апреля 1552 г., если верить автору «Казанского летописца», в Москве был устроен большой воинский смотр. По его итогам Иван IV, «видев же инех вои своих, убозех сущих и нужных всем, не имеющих у себя ни конеи воинских, ни кормли, и тех для сотвори полаты свои оружныя и ризныя и житница хлебныя, даваше им до любве их и оружия всякоя, и светлы ризы, и кормлю, и добрые кони ис конюшни своея преже всего своего пошествия…»
[87]. Надо ли этот пассаж расценивать как оборот речи, или же Иван IV на самом деле взял на себя содержание наименее обеспеченных («малых статей»?) детей боярских – сегодня сложно сказать, но, судя по дальнейшему развитию событий, второй вариант трактования этой фразы вовсе не исключен.
После смотра началось развертывание войск на казанском направлении: «Отпустил государь воевод в судех на Свиягу и велел дела своего беречи и собя государя дожидатца бояр и воевод князя Александра Борисовича Горбатого да князя Петра Ивановича Шуиского и иных воевод» (всего в этой судовой рати было 5 полков с 12 воеводами). С воеводами был отправлен водой в Свияжск «наряд» (артиллерия с припасами) и, что примечательно (обычно летописи об этом умалчивают), «многие свои запасы послал (Иван IV. – В. П.) на перекормление воинству, и ключников своих отпустил со всем дворовым запасом…»
[88]. И что еще любопытно – участник похода князь А. Курбский вспоминал позднее, что в Свияжск же были отправлены водою и припасы (большая их часть?), которые ратные люди взяли с собой из дома
[89].
