Поход сводной рати во главе с князем А. Б. Горбатым увенчался успехом, и, чтобы довершить поражение неприятеля, полностью обезопасить себя от возможных атак с тыла и пополнить запас провианта и фуража, Иван IV и его советники решили отправить сводную же трехполковую рать во главе со все тем же князем А. Б. Горбатым «на Арское место и на острог», которые, по словам А. М. Курбского, находились от Казани и от русского лагеря «дванадесять миль великих»
[115]. 6 октября экспедиция началась, и очень скоро русские, разгромив неприятеля и взяв укрепленный острог на подступах к Арскому городищу, после чего «воюючи и села жгучи», двинулись к самому городищу и нашли его пустым. Простояв во взятом «месте» два дня, воеводы «роспустили войну» по всей Арской стороне и, по словам летописца, «повоевали Арскую сторону всю, многих людей побили, а жены их и дети в полон поимали и много множество христианьского полону свободили». При этом, согласно воеводской «отписке», «война их была на полтораста верст поперег, а в долину и по Каму: села повыжгли и скот их побили и безчисленое множество скота с собою х Казани в полкы пригонили…»
[116].
Курбский к этому сообщению добавил, что разорение богатейшей «Арской стороны» длилось десять дней, и по итогам этого разорения в русском лагере была великая дешевизна на скот. Корову можно было купить за 10 «московок» (то есть за 5 копеек-новгородок. В 1550 г. в Подмосковье корова стоила 70 московок
[117]), а вола – втрое дешевле коровы
[118]. Правда, похоже, что разосланным по «Арской стороне» отрядам «коръмовщиков» не удалось раздобыть сколько-нибудь достаточного количества хлеба. Во всяком случае, об этом ничего не сообщается ни в официальном летописании (про скот есть упоминание, а вот про хлеб – нет), ни у Курбского (рассказывая о богатствах «Арской стороны», он восторженно описывает «поля великие и зело преобилные» и множество хлебов, там родящихся, но потом замолкает и больше ничего о хлебе не говорит). Однако, судя по всему, с нехваткой хлеба удалось справиться, поскольку во второй половине сентября прибыли первые суда с «кормом»
[119], за которыми Иван IV послал в конце августа после памятной бури.
Таким образом, тщательная предварительная подготовка по заготовке и доставке к месту предполагаемых боевых действий запасов провианта, фуража и иных военных припасов, меры по защите команд фуражиров-«коръмовщиков» (в том числе и организация специальной экспедиции по захвату неприятельских скота и хлеба), своевременная доставка взамен утонувшего или испорченного из-за бури продовольствия, выдача ратникам провианта и фуража из царских запасов и ряд других мер – все это позволило избежать за время растянувшейся более чем на полгода кампании серьезных, способных сорвать ее проблем, связанных с обеспечением многочисленного войска. Уроки неудачных кампаний начала XVI в. были в полной мере учтены, и повторения казусов Смоленской или Полоцкой кампаний 1502 и 1518 гг. не случилось. На этот раз московская «интендантская» служба сработала хоть и не как часы, но с необходимой точностью и эффективностью, обеспечив успешное завершение растянувшейся на семь лет (если вести ее отсчет от 1545 г.) войны с Казанью.
Успешный опыт организации снабжения государевой рати во время Казанской кампании 1552 г. позднее был повторен в ходе крупнейших военных предприятий Ивана Грозного – во время Полоцкого похода 1562–1563 гг., Молодинской кампании 1572 г., государева Ливонского похода 1577 г. Эта смешанная система исправно функционировала вплоть до 30-х гг. XVII в., когда в ходе Смоленской войны выявились ее недостатки, связанные с изменениями в структуре и составе войска, и потребовалось перестроить всю систему снабжения действующей армии.
Очерк II. Цена войны: военные расходы Русского государства в середине XV – начале XVII в.
В конце XV в. Европа неожиданно для себя открыла не только Новый Свет к западу от себя, но и могущественное, преисполненное достоинства и самомнения Русское государство на востоке. И, «конструируя» Россию, создавая для себя ее образ с тем, чтобы разместить его на своей ментальной Mappa Mundi, европейские наблюдатели со смесью уважения, страха и восхищения писали о том, что-де московит легко может призвать под свои знамена сотни тысяч конных и пеших воинов. Но не только «тьмочисленность» московитских ратей поражала их, но еще и то, что все эти «безчисленные, аки прузи» полки обходились московскому государю чуть ли не даром. Так, имперский посланник Франческо да Колло, побывавший в России в 1518–1519 гг., в своем Relatione sulla Moscovia («Доношении о Московии») сообщал читателям, что «сей князь (Василий III. – В. П.) может поставить под ружье около 400 тысяч конников, по большей части лучников, а также других – копьеносцев и владеющих саблями, при весьма малых расходах, ибо они воюют не по найму, но из любви, уважения, страха и подчинения (выделено нами. – В. П.), и обильное питание является для них единственной наградой…». Впрочем, отмечал да Колло, особо доблестных воинов государь московский жаловал дорогой шубой или богатым кафтаном со своего царского плеча – и на этом, пожалуй, в трактовке венецианца, расходы московита на войну и заканчивались
[120].
Как и откуда появился на свет такой взгляд – догадаться немудрено. Итальянские войны, полыхавшие в Европе с конца XV в., прочно вбили в головы и европейских монархов, и дипломатов, и военных, и интеллектуалов старую римскую максиму Pecunia nervus belli («Деньги – нерв войны»). И то, что, по словам кондотьера Джан-Джакопо Тривульцио, «для войны нужны три вещи – деньги, деньги и еще раз деньги», никого не удивляло, ибо, согласно популярной в те времена поговорке, Point d’argent, point de Suisse («нет денег, нет швейцарцев»). А наемники – швейцарцы, ландскнехты, рейтары и прочие, несть им числа (со времен Средневековья спрос на наемников в Западной Европе был стабильно высок, впрочем, равно как и предложение), – стоили совсем недешево. Каждый из них в отдельности обходился королевской казне, быть может, и не так чтобы и дорого – пеший дешевле, конный – чуть дороже. Так, в 1630–1632 гг. шведский король Густав-Адольф платил ежемесячно солдатам своей экспедиционной армии, высадившейся в Северной Германии, по 3 рейхсталера пехотинцу и 5 – рейтару. Но когда рейтар и ландскнехтов нужно было нанимать тысячами и десятками тысяч, и не на день-два или на неделю-другую, но на несколько месяцев, а то и лет – тут даже всех богатств обеих Индий могло оказаться недостаточно. Печальный опыт убедиться в этом имел король Испании Филипп II. Еще бы – к примеру, в 1574 г. доходы испанской короны составили 5 978 535 дукатов, тогда как расходы – 10 471 662 дуката (в том числе на содержание испанской армии в Нидерландах 3 737 229 дуката и на войну с турками еще 2 052 634 дуката – в сумме 5 789 863 дуката, почти весь доход казны). Таким образом, дефицит бюджета составил 4 493 127 дуката
[121].
