Очерк VII. «Промышляя о градоемстве…»: русское осадное дело раннего Нового времени
Наш рассказ о московском «градоимном деле» мы начнем, как и прежде, с известной фразы из записок о Московии имперского посланника С. Герберштейна. Характеризуя уровень развития техники ведения осад в Русском государстве во время первой Смоленской войны 1512–1522 гг., он сообщал своим читателям, что «города они (то есть московиты. – В. П.) редко захватывают штурмом [и после сильного натиска], у них более в обычае принуждать людей к сдаче продолжительной осадой, [голодом] или изменой». И этот обычай имперский дипломат и мемуарист связывал с тем, что «московиты, по-видимому, не делают различия между разными пушками или, говоря вернее, между их назначением. Они не знают, когда надо пускать в дело большие орудия, которыми разрушают стены, или меньшие, которые разрушают вражеский строй и останавливают его натиск…»
[371].
В этой оценке русского «градоемства» С. Герберштейн и прав, и не прав одновременно. С одной стороны, действительно, среди воевод Василия III вряд ли нашлось бы много специалистов по применению новейших технических «градоемных» средств, прежде всего артиллерии. Впрочем, стоило ли ожидать иного? Артиллерийское дело в то время было еще внове, попахивало (и в прямом смысле тоже) серой, и горделивые, заносчивые московские «стратилаты» свысока посматривали на пушкарей, возившихся со всей этой чертовщиной. То ли дело добывать великому князю славы и чести, а себе животов в «малой» войне, опустошая владения государевых недругов набегами! С другой стороны, штурм пускай и как будто примитивных традиционных дерево-земляных фортификаций русских городов (что по эту сторону границы, что по ту, «литовскую») так или иначе, но обошелся бы дорого, очень дорого, немалой кровью. А дети боярские и сборные с городов и волостей пищальники и посошные люди – отметим это еще раз – все-таки не были расходным материалом, пушечным мясом, которое легко можно было нарастить снова и снова, – не было в тогдашней Русской земле избытка «лишних» людей и, соответственно, обширного рынка наемников. Да и не с руки было православному государю проливать понапрасну кровь своих подданных – кровь, она не водица, не затем Господь поставил его во главе православного царства. Можно, конечно, было бы, по примеру европейских монархов, решить проблему за счет найма ратных людей где-нибудь в Европе, в той же Германии, но и это не было выходом, поскольку за морем телушка полушка, да рубль перевоз, слишком дорогое удовольствие. Вот технических специалистов, тех же «пушечных литцов», которым «пушкарския воинския градоимныя дела гораздо заобычай», нанять – это совсем другое дело. Много их не надо, а пользы не в пример больше. Они и пушки отольют, и порох с ядрами и прочим припасом изготовят, и расставят «наряд» там, где это нужно. И что самое главное, русские «поддатни»-ученики и помощники иноземных «литцов», наблюдая за их действиями, сами научатся и делать артиллерийские орудия, и применять их на практике (но обо всем этом подробнее будет сказано дальше).
Несколько слов о том, как, когда и при каких обстоятельствах на Руси появилась артиллерия. Летописи сообщают, что русские рати впервые познакомились с артиллерией в 1376 г., когда соединенная московско-нижегородская рать осадила волжский город Булгар, и тамошние бусурманы ополчились «противу их и сташа на ои и начаша стреляти, а инии из града гром пущаху (выделено нами. – В. П.), страшаще нашу рать»
[372]. Вероятно, познакомившись поближе с первыми примитивными, но вместе с тем внушающими определенные надежды артиллерийскими орудиями, великий князь Дмитрий Иванович повелел обзавестись некоторым их количеством для усиления обороны своей столицы. И вот в 1382 г., во время памятного печального для русских людей набега хана Тохтамыша москвичи «стрелами стреляхуть со заборол, инии же камением шибаху на ня (на татар. – В. П.), друзии же тюфякы пущаху на ня, а инии ис самострел стреляху, инии же пушкы великые пущаху (выделено нами. – В. П.)…»
[373]. Однако, судя по всему, на первых порах больше москвичей в новомодном искусстве преуспели тверичи. В Твери артиллерия появилась чуть позднее, чем в Москве, – под 6897 г. от Сотворения мира (по нашему летосчислению – 1389/ 90 г.); в тверской летописи отмечено, что «из Немец вынесоша пушкы»
[374]. Не прошло и двух десятков лет, как эмир Едигей, всемогущий правитель Орды, явившийся под Москву истребовать со своего неверного улусника князя Василия Дмитриевича долг по ордынскому «выходу», затребовал у тверского князя Ивана Михайловича, чтобы тот немедля выступил к нему под Москву «со всею ратью Тферьскою и с пушьками и с тюфякы и с самострелы и со всеми сосуды градобийными»
[375]. Иван, то ли опасаясь мести Василия, то ли еще по какой причине, но саботировал требование эмира, «идучи не идяху». Его внук Борис, напротив, поддержал сына Василия I Василия Темного, когда тот в ходе «войны из-за золотого пояса» осадил зимой 1447 г. Углич, где затворился его главный враг, князь Дмитрий Шемяка. По просьбе Василия Темного тверской князь прислал к нему не только свою рать, но и «поушечника с поушками именем Микоулоу Кречетникова, но тако беаше той мастер, но яко и среди немец не обрести такова»
[376]. Умелые действия тверской артиллерии обеспечили московскому князю победу – угличане, устрашенные канонадой, управляемой указаниями Кречетникова, открыли ворота Василию. Сам же тверской князь тогда же осадил Ржеву, и хотя ржевичи отчаянно отбивались от осаждающих, «бияхоу овии поушками, а инии пращами, а дроузии камением», однако мощь тверской артиллерии сказала свое веское слово и здесь: «Толь бо грозно, но якож от великого того громоу многым человеком падати…»
[377]
Стоит заметить, что эпизод с осадой Ржевы в «Похвальном слове» интересен не только выдержанной в превосходных тонах оценкой результатов работы тверской осадной артиллерии. Если собрать воедино как летописные свидетельства, так и повествование Фомы, то перед нами предстанет достаточно полная и вместе с тем красочная картина осады города русскими полками на заре «пороховой» эры, когда артиллерия играет пусть и вспомогательную, но раз от раза все более и более важную роль. Сравним два описания осад: одно датировано 1375 г., а другое – 1447 г. В первом случае коалиции русских князей под верховенством великого князя Владимирского и Московского Дмитрия Ивановича осадила Тверь, где заперся его недруг великий князь Тверской Михаил Александрович, а во втором – великий князь Тверской Борис Александрович осадил Ржеву, которую ему «пожаловал» (а на деле уступил в обмен на военную помощь) Василий Темный.
