Набор защитного вооружения русского пехотинца конца XIV в., судя по всему, мало чем отличался от доспеха всадника, с тем лишь различием, что в силу бедности пешца его доспех был проще, легче и, видимо, нередко металлический доспех заменялся тканевым стеганым или кожаным (впрочем, судя по всему, всадники-«бояре» в те времена легко спешивались и бились в пешем строю). И естественно, и в пехоте, и в коннице в это время активно использовались деревянные, обтянутые кожей (прежде мы уже упоминали эпизод из неудачной экспедиции великого владимирского и тверского князя Михаила Ярославича на Новгород в 1316 г., когда изголодавшиеся «низовьские» ратники были вынуждены обдирать со своих щитов кожу и есть ее) щиты – круглые, подтреугольные (вытеснявшие древние каплевидные) и так называемые «павезы» (щиты прямоугольной или трапециевидной формы с выпуклым вертикальным желобом посредине щита), причем, можно предположить, в пехоте применялись большие станковые щиты.
Наступательное оружие эпохи Куликовской битвы было весьма разнообразно. Конный «боярин» обязательно имел на вооружении меч общеевропейского типа (примером такого меча может служить так называемый «Довмонтов меч» немецкого происхождения), в том числе полутораручные, приспособленные как для рубящего, так и для колющего удара (во Пскове в слоях, датируемых 1-й половиной XV в., было обнаружено навершие меча, который, по некоторым признакам, мог быть двуручным)
[440]. Впрочем, есть все основания полагать, что на востоке и в особенности на юго-востоке Русской земли меч в XIV в. успешно вытеснялся из обихода саблей. Любопытный факт – великий князь Владимирский и Московский Иван Иванович в своей духовной грамоте завещал сыновьям Дмитрию (будущему Донскому) и Ивану по «сабле золотой» (то есть богато украшенной). Эти же фамильные «золотые сабли» завещал Дмитрий Иванович своим детям в 1375 г., отправляясь в поход против тверского князя Михаила Александровича
[441]. Сами по себе русские сабли того времени, как отмечал М. В. Горелик, «живьем» неизвестны, однако, по его мнению, они мало чем отличались от современных им ордынских и северокавказских (особенно если принять во внимание импорт оружия на Русь из этих регионов)
[442]. Само собой, всадник имел на вооружении еще и специализированное клинковое оружие – различные кинжалы и боевые ножи, «корды» и «кончары», в том числе и импортные.
Наряду с клинковым оружием и в коннице, и в пехоте использовались топоры, булавы, шестоперы и кистени, однако самым распространенным видом древкового оружия было копье. Если судить по свидетельствам письменных источников, то в них четко различались собственно «копья», «рогатины» и «сулицы». Последние представляли собой метательные, относительно короткие копья, рогатина же, напротив, оружие пехотинца (или спешенного всадника), с мощным и тяжелым лавролистным наконечником, оптимизированное для ближнего боя. Что же касается копий, то здесь, видимо, в первую очередь имелись в виду именно кавалерийские копья с универсальным или бронебойным наконечником. Можно предположить, что копья с узкими, гранеными наконечниками, приспособленными для поражения хорошо защищенного бойца, применялись преимущественно для нанесения таранного удара, тогда как снабженные универсальным наконечником могли использоваться по-разному.
Что же касается метательного оружия, то здесь, конечно, главенствовал безраздельно лук. Арбалеты если и применялись, то в весьма ограниченных количествах (хотя, если верить летописной повести об осаде Москвы Тохтамышем в 1382 г., москвичи активно использовали «самострелы», а один из них, некий «соуконник, именем Адам», поразил «стрелой самострельной» некоего знатного татарина
[443]. Примечательно, но имя этого «гражанина» и его «профессия» позволяют предположить, что он не коренной москвич, а «немец»). Немногочисленные находки русских средневековых луков и их фрагментов позволяют тем не менее с уверенностью утверждать, что конструктивно они относились к сложным, композитным, склеенным из нескольких сортов дерева, обмотанных при этом вываренной берестой и с усилением из сухожилий, костяных и роговых накладок
[444]. Что же касается стрел, то, как отмечал известный отечественный археолог-оружиевед О. В. Двуреченский, «для XIV–XV веков характерно преобладание универсальных наконечников, они составляют 50 % при значительном количестве бронебойных, до трети от общего числа (35 %), и при незначительном количестве рассекающих (10 %)…»
[445].
Определившись с тем, чем был вооружен русский воин конца XIV в., накануне пресловутой «ориентализации», посмотрим, как переменился комплекс его вооружения спустя 100–150 лет. Ведь если судить по описаниям иностранцев и актовым материалам, а также редким археологическим находкам, то в общих чертах новый русский «ориентализированный» оружейный комплекс можно считать сформировавшимся уже в 1-й трети XVI в., если не раньше, в последней четверти XV столетия. К середине же XVI в. он приобрел свой «классический» восточный вид, радикально отличаясь от привычного для европейцев вида – на Западе эволюция доспеха в позднем Средневековье привела к появлению сплошного «белого» доспеха, тогда как в Русской земле кольчатые и кольчато-пластинчатые доспехи победили все остальные.
Для начала приведем несколько ставших хрестоматийными описаний внешнего облика русского воина того времени, которые оставили иностранные наблюдатели. Пожалуй, едва ли не самым известным из них является то, что было оставлено имперским дипломатом С. Герберштейном. Его стоит, пожалуй, привести целиком, поскольку влияние Герберштейновых «Записок о Московии» на всю последующую европейскую Rossica, без преувеличения, просто огромно. По существу, барон задал тон для всех последующих описаний загадочной Московии и ее обитателей, и прочие европейские писатели так или иначе, но ориентировались на созданные Герберштейном образы.
Итак, как же описывал имперский посол русского воина (конного, конечно же, поскольку, как уже было отмечено прежде, по его мнению, московиты недооценивали пехоту) и комплекс его вооружения? По словам барона, «лошади у них (русских. – В. П.) маленькие, холощеные, не подкованы; узда самая легкая; седла приспособлены с таким расчетом, что всадники могут безо всякого труда поворачиваться во все стороны и стрелять из лука. Сидя на лошади, они так подтягивают ноги, что совсем не способны выдержать достаточно сильного удара [копья или стрелы]. К шпорам прибегают весьма немногие, а большинство пользуется плеткой, которая всегда висит на мизинце правой руки, так что в любой момент, когда нужно, они могут схватить ее и пустить в ход, а если дело опять дойдет до оружия, то они оставляют плетку и она свободно свисает с руки.
