Отец Викентий, пожелавший испробовать все средства, решил тогда направиться к Невельской волости
[502], которая находилась севернее. Но ему было нужно разрешение: после многих усилий для того, чтобы его заполучить, все, чего он добился, заключалось в том, что брат Иоанн мог пойти с проводником в Невель, для того чтобы просить губернатора передать Борису письмо короля Сигизмунда. Получив письмо, губернатор потребовал, чтобы брат немедленно вернулся в Полоцк, где должен был дожидаться ответа от царя, если таковой будет.
В это время Лев Сапега решил прибегнуть к другой хитрости. Одна из статей договора, существующего между Московией и Польшей, заключалась в том, что любой посол одной из двух держав мог пользоваться на территории другой, для себя и для членов своей свиты, совершенной свободой передвижения; Великий Канцлер, воспользовавшись этим, послал к царю своего посланника. Вслед за этим он решил делегировать к Борису, от имени короля Сигизмунда, польского дворянина, который присоединился бы к нашим миссионерам, в качестве капеллана или духовника. Они были проинструктированы, чтобы как можно более тщательно скрывать, пока они не прибыли бы в Москву, свой статус миссионеров, идущих от римского понтифика; но эта мера предосторожности, как мы увидим далее, не помогла. Короче говоря, мы покинули Икасни и отправились в Полоцк, чтобы, как мы предполагали, присоединиться по пути к преп. Викентию и его спутникам, которые должны были вернуться из Орши. Преподобный Викентий в Полоцке в полном одиночестве, потому что, как только брат Иоанн возвратился из Невеля, он отправил его в Икасни, чтобы сообщить другим отцам о положении вещей. К несчастью, брат, не встретив никого в дороге, заблудился. Прибыв в Полоцк, польский дворянин отправил в Невель письмо с поручением объявить наместнику о прибытии посла короля и попросить его, в соответствии с соглашением, обеспечить всем необходимым его и сопровождающих его людей. Затем обсудили, стоит ли ожидать возвращения послушника; и было принято решение уехать без промедления, чтобы не подвергать себя опасности потерять возможность, которая казалась столь благоприятной. Следовательно, 4 декабря, после того, как три отца отслужили мессу в честь св. Варвары, они пустились в дорогу и пересекли границу.
Путешественники прибыли вечером в поселок, недалеко от Невеля, где они надеялись спокойно провести ночь; но они были обнаружены и разоблачены: различные действия, которые были предприняты для въезда и прохождения через московскую территорию, подали сигнал возбуждению подозрений. Местные управленцы пришли к польскому дворянину и горько упрекали его за то, что он тайно ввел в страну иностранцев, посланных Римским Понтификом; затем они дошли до оскорблений и до угроз. Они не ограничились этим: после ночи, наполненной тревогами, которые еще увеличивала полученная новость о задержании, в двух различных населенных пунктах, брата Иоанна Успения Богородицы и почты, наши миссионеры были взяты под стражу в соседнем городе и брошены в тюрьму. Между тем в их жизни появилось утешение, так как утром они воссоединились с послушником, полумертвым от голода и страха, а чуть позже с корреспонденцией. Оказавшись заключенными в тюрьму, слуги Бога полагали, что момент, когда они должны выполнить обещание, которое они дали при их отправлении из Рима, пришел, и они мужественно стали готовиться к смерти. Их заключение длилось пятнадцать дней, после чего от наместника пришел длинный документ, в котором содержалась воля царя Бориса. Эта бумага была составлена на языке московитов
[503]; на ней была дата 20 декабря и следующий адрес:
«Милостью Божьей и Великого Владыки, Царь и Великий Князь Борис Феодорович, единственный Правитель всея России и многих других провинций и царств.
Князь Михаил, сын Ивана Ксикопского, воевода Невеля, отцам Павлу-Симону и Иоанну-Фаддею, монахам посланникам Климента VIII, Суверенного Понтифика Римской Церкви».
Упрекнув польского посла в двуличности поведения, воевода разразился словесными оскорблениями в адрес короля Сигизмунда, обвиняя его в том, что он поддерживает, несмотря на договоры, дело самозванца и преступника Дмитрия. По этой причине въезд миссионеров в Московию из Литвы запрещен. Впрочем, если они хотят приехать из других стран, по суше или по морю, по берегу океана или по берегу Черного моря, например, высадиться в порту Иван-города
[504], или в порту Архангельска
[505], он позволяет им это, а его воевода, от имени своего господина, принимая во внимание большое уважение к папе Клименту, обеспечит доброжелательный прием и все гарантии их безопасности и комфорта на пути в Персию. Но в ожидании они должны немедленно вернуться в Польшу с послом, если они не хотят, чтобы к ним относились как к врагам.
Чтение этого письма было как удар грома для миссионеров, которые уже видели друг друга арестованными во время осуществления своего проекта. В самом деле, все же обещания Бориса внушили им некоторую надежду, но они не могли и думать о том, чтобы сделать объезд, который им навязывался, и предпринять нескончаемую поездку через обширные земли, бесполезно потратив драгоценное время. Они покорились замыслу Божественного Провидения и, уповая на него в будущем, возвратились в Польшу.
Нужно ли говорить, что страх опасностей и страданий не имел никакого значения для слуг Бога? Они были воодушевлены чувствами так, что один из них, о. Викентий, писал преподобному отцу Петру Богоматери из Полоцка: «Я ждал здесь в течение двух недель прибытие других отцов. Я использовал все то время для молитв, для того, чтобы подготовить себя к тому, чтобы мужественно вой ти в страну неверных и схизматиков. Вот то, что касается состояния моей души: если есть надежда про извести некоторую пользу в Московии и если наш Отец Павел-Симон, согласно тому, что он говорил мне неоднократно, посчитает нужным оставить меня, я готов остаться там; потому что у меня нет более горячего желания, чем на самом деле выполнить призвание, которым Господь удостоил меня».
Отец Викентий получил у преподобных отцов Иезуитов, в Полоцке, самый сердечный прием. Остальные пять миссионеров были приняты ими 24 декабря, по возвращении из Московии. Они спокойно отпраздновали Рождество среди своих горячих сторонников; 1 января 1605-го они отправились в Вильно и оттуда в Варшаву, где тогда проходил главный Сейм королевства. Мы объясним мотив, который привел их в этот город; но прежде цель и продолжение нашего труда требуют, чтобы мы познакомились с переводом Бреве Климента VIII о привилегиях, которые Папа предоставлял миссионерам, принадлежащим Ордену Босоногих Кармелитов
[506].
«Нашим дорогим Сыновьям Уполномоченным и Братьям Пресвятой Девы Марии с горы Кармель, Конгрегации Италии, Климент VIII, Папа.
