Этот акт милосердия не достиг того результата, которого ожидал царь: напротив, в ссылке еще более ожесточилась ненависть Шуйского к тому, место которого он хотел захватить любой ценой и кому был обязан, к своему стыду, жизнью. Он замыслил тайком новый заговор и вовлек в него без труда астраханского архиепископа-раскольника. Будучи человеком честолюбивым и испорченным, архиепископ не мог простить Дмитрию католические взгляды, которые тот откровенно высказывал. Заговорщики ждали благоприятный случай, и он скоро представился.
Напомним, что, спасаясь от ярости Бориса, Дмитрий, будучи еще молодым, убежал в Польшу. Там он пробыл несколько лет, окруженный вниманием и добрым отношением со стороны воеводы Сандомира. В благодарность за это покровительство он пообещал ему, что как только сядет на трон, то женится на его дочери Анне-Марии. Став Московским царем, он сдержал слово; бракосочетание было назначено на май 1606 года. Незадолго до свадьбы воевода привез свою дочь в Москву, куда прибыло также много польской знати, чтобы придать пышность и значимость этому событию. Дмитрий же собрал возле себя вельмож двора, среди них были архиепископ Астрахани и Василий Шуйский, отозванный из ссылки.
Церемония бракосочетания была назначена на 17-е число. Заговорщики выбрали эту дату для осуществления своего плана. Тем временем они постарались повлиять на мнение большинства и подготовить взрыв всеобщего недовольства. Ужасный и жестокий мятеж произошел в ночь, последующую за свадебными торжествами: дворец был захвачен, Дмитрий был заколот кинжалом в своей комнате, воевода и его дочь были брошены в тюрьму, а Василий был провозглашен императором. Эти события не положили конец гражданской войне; еще долгое время Московия оставалась театром кровавых сражений, рассказы о которых неоднократно будут появляться в нашем повествовании.
Когда новость о событиях в Москве дошла до Казани, наши миссионеры занимались изучением персидского языка. Они сразу же поняли все трудности и опасности своего положения. С одной стороны, они были лишены единственной опоры – доверия людей, с другой стороны, находясь в числе сторонников Дмитрия и будучи известными всем в качестве римских католиков, они стали вдвойне подозрительными для людей; поэтому их могли ожидать либо преследование и травля, либо смерть. Не подлежит сомнению, что губернатор втайне им благоволил, но был вынужден делать вид, что он их преследует; это был, возможно, единственный способ им помочь. Официально известив своих подчиненных о приходе к власти Василия Шуйского и заставив их принести клятву верности ему, губернатор задержал путешественников у себя в качестве пленников до тех пор, пока великий князь, которому он передал вопрос на рассмотрение, не выскажет свои намерения. Наши отцы уже не надеялись на спасение, тем более что к ним разрешали пропускать только удручающие известия. Именно так они узнали, что памфлеты, посылаемые из Москвы, обливали ежедневно грязью Дмитрия, папу и всех католиков и что жители Казани, подстрекаемые клеветой и желающие получить милости от Василия, угрожали ворваться в жилище миссионеров и убить их. Вот почему те серьезно и мужественно готовились к смерти: они удвоили свои покаяния; большую часть ночи проводили в молитве; а утром, совершив богослужение и приняв причастие, они с рвением повторяли свой обет отдать жизнь за Иисуса Христа.
По истечении двух недель, которые показались миссионерам, постоянно живущим в тревоге, бесконечно длинными, воевода получил от Василия приказ отпустить персидского посла, но задержать остальных. Это решение ничуть не расстроило о. Павла-Симона. Напротив, он решил, что пришло время действовать энергично. Он принял решение обратиться прямо к великому князю и написать ему от своего имени и от имени своих товарищей решительное, но в то же время почтительное письмо, в котором дать ему понять, что влиятельные покровители смогут попросить у него отчет за его поведение по отношению к миссионерам. Итак, письмо было составлено, и воевода взялся передать его Василию; оно было следующего содержания:
«Светлейшему государю великому князю Василию и славному высочайшему сенату Московии. Павел-Симон Иисус-Мария и его компаньоны, посланные в Персию, с пожеланием счастья и т. д. и т. д.
Воевода, губернатор города Казани, довел до нашего сведения, что Ваша Светлость приказал ему отпустить персидского посла, а нас задержать. По правде говоря, эта новость нас сильно удивила, так как мы не знаем за собой никаких поступков, которые могли бы заставить Вас принять такую меру. Вам хорошо известно, что мы прибыли в Московское государство во время царствования Дмитрия. И если мы ступили на эту землю, то это было с разрешения как сената, так и того, кого вы считали своим вождем, и тот и другой обещали нам, кроме того, свободное передвижение до Персии. Государи, особенно христианские владыки, имеют обычай верно выполнять обещания, данные иностранцам, тем более если эти люди посланы другими государями.
Мы же, бедные монахи, которых великий понтифик посылает в Персию, не боимся смерти, потому что мы покинули Рим с намерением принести в жертву наши жизни. Но папа и император римлян, от которых мы привезли Вам рекомендательные письма, захотят узнать и тщательно проведут расследование, чтобы разведать, что с нами случилось. Мы Вас умоляем: не становитесь причиной того, что христианская кровь прольется еще обильнее, чем она проливается теперь.
Разумеется, Римский папа проявлял заинтересованность в пользу человека, который, согласно тому, что Вы теперь говорите, не был настоящим Дмитрием. Но Его Святейшество руководствовался при этом своей любовью к Вашей стране, будучи уверенным в том, что Вы сами допускали законность этого государя. Стоит ли удивляться тому, что Дмитрий ввел в заблуждение папу, если он смог обмануть вас, которые его признали и короновали?
После того как мы покорно изложили Вам наши представления, нам остается только умолять Вас в дальнейшем обращаться с нами более мягко и, согласно законам человечности и гостеприимства, не препятствовать нам ехать в Персию. Действуя таким образом, Вы получите милость у Господа, а мы настоятельно будем просить, чтобы он послал Вам мир и благополучие и т. д., и т. д.».
Это письмо было передано распечатанным губернатору, который, желая снять с себя ответственность, захотел прочитать его народу до того, как письмо будет отослано Василию. Затем, сжалившись над положением отцов, с которыми так несправедливо обошлись, он предписал послу Персии также остаться в Казани до прибытия ответа: если этот ответ будет положительным, то следует, что миссионеры должны будут уехать вместе с послом, как и было им обещано. Это заявление вызвало гнев у Зенил Камбея. То ли он считал, что общество этих монахов могло бы повлечь неприятности со стороны населения Московии, то ли он не хотел, чтобы они были в состоянии трудиться над обращением короля персов в другую веру. Или же (что наиболее вероятно), мучимый угрызениями совести, он боялся, что они сообщат его хозяину о недостойном его поведении в Праге, в Москве и во время путешествия в Казань. Повсюду, общаясь и с воеводой, и с великим князем, он пускал в ход все средства, чтобы те разрешили ему уехать одному, без отцов, всеми силами стараясь преградить им путь в Персию. Он решил даже прибегнуть к злобным намекам и отвратительной лжи, чтобы в памяти этих государей стерлись всякие воспоминания о миссионерах. Но все его ухищрения и клеветнические измышления не принесли результата: ему дали просто понять, что великий князь не нуждается в его советах.
