Это заявление не понравилось тем, кто его спровоцировал. Так как московский посол был им сильно раздражен, персидский посол, всегда с неприязнью относившийся к отцам-миссионерам, воспользовался этим случаем, чтобы дать волю своим дурным чувствам, все более и более возмущая москвича посредством отвратительной лжи. Он стал всячески распространяться, что якобы миссионеры не были таковыми, а только делали вид, что они монахи, посланные Римским Папой к королю Персии, но были бродягами и отвратительными мошенниками. Прикрываясь маской благочестия и добродетели, они якобы имели целью вымогать деньги у простаков и под внешностью кающихся скрывали свою разборчивость в еде. Клевета произвела желаемый эффект. Первый из московских послов полностью забрал продовольственный рацион у миссионеров, на который они имели право согласно обычаю страны и приказам великого князя; затем по соглашению с воеводой крепости и некоторыми другими он написал Василию письмо, в котором обвинял наших отцов в сговоре с другим послом, преданным сторонником Дмитрия, и в подстрекательстве к мятежу против суверенной и законной власти. Затем он спрашивал распоряжений в отношении того, как они должны вести себя с ними, и писал, что он собирается пока их усиленно охранять, чтобы помешать им отправиться в Астрахань, где они неизбежно поддержат мятеж.
Можно ли представить себе, в каком тяжелом положении находились служители Господа! Они подвергались мукам голода, холода и всем неудобствам их тесного жилища. Ежеминутно они были объектом презрения и оскорблений грубой солдатни: они видели себя окруженными сильными и жестокими врагами, целью которых была только их погибель и которые уже радуются в предвкушении успеха своих козней против них. Эти злодеи публично хвалились, что ответ от Василия (который, по их мнению, должен вот-вот прийти) позволит им отрубить миссионерам головы или утопить их в Волге. Тем не менее, будучи погруженными в печали и тревоги, наши монахи почувствовали, что Небо не покинуло их: благодаря божественной защите и своим милосердным поступкам они нашли почтительных и преданных друзей в лице второго московского посла, некоторых жителей Царицына и в переводчиках персидского посла. Эти последние обратились первый раз к ним, чтобы пожаловаться на жестокость их хозяина, который позволял им почти умирать с голоду; и наши отцы великодушно разделили с ними то малое, что у них было для их собственного существования. Движимые чувством признательности и привязанности, эти люди продолжали приходить к монахам. Они вовремя предупреждали их о всех кознях персидского посла и давали возможность предохранять себя от расставленных ловушек.
Один случай, сопровождаемый необычными обстоятельствами, стал свидетельством огромного благочестия и мужества наших отцов, что еще больше привлекло к ним сердца людей. Отец Павел-Симон дал первому московскому послу (еще до того, как он проявил себя в качестве противника миссионеров) прекрасный благочестивый образ Пресвятой Девы Марии. Этот образ был воспроизведением изображения, написанного, по преданию, святым Лукой, образа, который находится в главном алтаре церкви Нотр-Дам дель Пополо в Риме. Не очень заботясь об этом предмете, который не имел большой материальной ценности, посол передал образ священнику Царицынского прихода. Тот установил его в своей церкви, простые люди стали с благочестием почитать образ, несмотря на предубеждение раскольничества против культа высочайшей Божьей Матери. Однако архиепископ Астрахани (которого мы оставили в Москве) по просьбе Василия должен был отправиться в свой город и, используя свое влияние, способствовать утверждению там или подчинению новому правительству. Он остановился в Царицыне в первые дни ноября. Узнав из уст одного презренного доносчика обо всем, что касалось святого образа, он выразил огромное недовольство. Тотчас он потребовал к себе священника, жестоко упрекая его за то, что он осквернил свою церковь, внеся туда вещь, полученную от латинских священников, этих отлученных от церкви, и приказал ему немедленно убрать образ и закопать его где-нибудь подальше от святого места. Священник не осмелился оказать сопротивление и поспешил выполнить порученный кощунственный приказ.
Миссионерам скоро стало известно о тяжком оскорблении, нанесенном Деве Марии. Их охватило огромное страдание; они немедленно приняли решение почтительно исправить содеянное, нисколько не думая об опасности, которая могла их ожидать за столь смелый поступок. Прежде всего, они исповедались, чтобы быть готовыми ко всякой нежелательной встрече. Когда наступил вечер, они вышли из дома в белых плащах, как будто на прогулку, перешли площадь и направились к тому месту недалеко от церкви, где было совершено осквернение. На этом месте все опустились на колени, зажгли восковые свечи. Отец Павел-Симон, покрытый епитрахилью, разрыл землю и вынул оттуда святое изображение. Тщательно почистив его, он почтительно прикоснулся к нему губами и дал поцеловать его остальным. Затем он завернул его в богатое золототканое покрывало, и они все вместе отправились в путь процессией, неся зажженные свечи. Многие жители видели, как они шли, но никто и не подумал им помешать. Миссионеры смогли спокойно завершить их благочестивую церемонию и добраться до своего жилья, где они и установили чудесный образ Божьей Матери.
Новость об этом поступке миссионеров облетела Царицын, удивила и привела в раздражение врагов наших монахов, однако все старались не проявлять своих чувств, и никто не захотел показать себя защитником кощунственного преступления. Напротив, архиепископ и первый московский посол постарались даже умыть руки. Посол отослал одного из своих людей к миссионерам, чтобы передать, что ни он, ни архиепископ не имеют никакого отношения к происшедшему и что, совершая этот акт безумия, приходской священник руководствовался только своими побуждениями, поэтому он один во всем виноват. Но отцы ответили без колебания, что им очень хорошо известно относительно автора этого безбожного поступка. Они добавили, что оскорбление, нанесенное образу, направлено не на них, а на Господа и на Пресвятую Богородицу и что оно не может остаться безнаказанным.
Такой твердый и прямой ответ сильно озадачил посла. Тогда он предпринял вторую попытку. По его приказу приходской священник пришел сам к миссионерам, чтобы попросить прощенья. Он также обратился с просьбой передать ему святой образ, чтобы набожные люди не были лишены счастья видеть и почитать его. Монахи ответили, что поскольку они не получили личного оскорбления, то им нечего прощать, но виновные с чувством глубокого раскаяния должны обратиться к Господу Богу и Деве Марии, если они не хотят, чтобы их постигла суровая кара. Что же касается святого образа, то они не могут его возвратить, опасаясь, что он может быть подвергнут новому осквернению со стороны какого-нибудь врага католиков. Священник, также в свою очередь сконфуженный уроком, который он получил, покинул миссионеров. Четыре или пять дней спустя архиепископ, который отправился спать в совершенном здравии, был обнаружен мертвым в своей постели. Почти в то же время предатель, выступивший в качестве доносчика, вдруг опасно заболел и вскоре оказался в крайне тяжелом состоянии. Он избежал смерти после того, как по совету отцов чистосердечно раскаялся в своем мерзком поступке и стал умолять Богородицу о заступничестве. Это двойное событие было замечено людьми; народ увидел в этом очевидное проявление божественного правосудия, что привело к еще большему почитанию Пресвятой Девы Марии и уважительному отношению к миссионерам.
