Армстронг и его товарищи по команде опасались, что полиция найдет у них ЭПО, однако абсолютно не боялись допинговых тестов, потому что в то время тестов, которые могли бы определить наличие препарата в организме, просто не было. Но Международный союз велосипедистов разработал новый анализ крови, который выявлял гонщиков с высоким уровнем гематокрита. Максимально высокий естественный уровень гематокрита у человека находится в пределах 50 процентов; гонщика, у которого этот уровень оказывался выше, отстраняли от гонок на две недели. У команды был план и на такой случай. Как правило, гонщики и администрация команды заранее узнавали о предстоящих тестах, и врачи команды успевали вколоть спортсменам соляной раствор, который постепенно снижал уровень гематокрита. Эти суетливые порывы демонстрировали, что Международный союз велосипедистов не намерен серьезно бороться с применением ЭПО, а просто пускает пыль в глаза, имитируя бурную деятельность.
В конце августа Феррари сказал Армстронгу, что у него теперь достаточно сил, чтобы соревноваться в гонке «Вуэльта Испании». Это был его первый Гранд-тур после болезни, и перед ним стояла задача просто финишировать. Он не строил предположений о том, насколько успешным окажется для него гонка, но знал, что от всех других спортсменов, работающих в полную силу весь сезон, его отличает одно: он сравнительно хорошо отдохнул.
Старт был в сентябре. К концу первой недели гонки Армстронг был на двадцатом месте, а в конце следующей недели поднялся на пятое. На большинстве этапов он чувствовал себя хорошо, и его коллеги по команде должны были теперь помочь ему удержать позицию.
Однажды вечером где-то на середине гонки товарищ Лэнса по команде Вотерс зашел к нему в номер за ноутбуком. Пока он сидел в номере, Лэнс отправился в ванную чистить зубы, потом появился с зубной щеткой в руке и с бравадой достал шприц с ЭПО и воткнул себе в живот. Вотерс никогда раньше не видел, как он это делает, хотя ни для кого не было секретом, что они оба принимают допинг. Селая вносил уровень гематокрита всех своих спортсменов в таблицу, и Армстронг отслеживал показатели своих товарищей, поэтому прекрасно знал, кто употребляет ЭПО. Без ЭПО уровень гематокрита у велогонщика за многодневную велогонку мог снизиться до 30 процентов; у тех же, кто принимал ЭПО, оставался одинаковым на протяжении всей гонки.
Армстронг удерживал свою позицию. 25 сентября он был на девятом месте перед финальным горным этапом – двухсоткилометровой трассой с финишем после двухкилометрового подъема. Погода стояла ветреная и холодная, на горных вершинах температура была около нуля. Езду на велосипеде в такой холод можно сравнить с нырянием в прорубь. Армстронг решил, что этот день – самый сложный и это будет его день.
До подъема он ехал с лучшими гонщиками мира – Роберто Эрасом, Хосе Марией Хименесом, Фернандо Эскартеном, Андреем Зинченко. Но Армстронг не отставал от них и вместе с ними пересек финишную черту под холодным дождем. В конце этапа он поднялся в турнирном списке на шестое место. На следующий день Лэнс финишировал третьим в гонке с раздельным стартом и в итоге закончил гонку на четвертом месте в общем зачете.
Те, кто помнил, как ездил Армстронг до своей болезни, говорили, что он стал другим человеком. Он ждал подходящих моментов для атаки, берег силы, где это было возможно. Он стал более зрелым гонщиком, лучше разбирался в тактике. Несмотря на то что в нем больше не было той взрывной силы, благодаря которой он выигрывал однодневные гонки, он стал сильнее морально, что позволяло ему проходить длинные, холмистые участки трассы день за днем.
Успех на «Вуэльте Испании» и на других европейских стартах принес Армстронгу не только новую уверенность в своих силах, но и новые доходы. Для того чтобы мотивировать его чаще участвовать в европейских гонках, в его договор внесли пункт о том, что он будет получать дополнительные деньги за очки, которые он зарабатывал, занимая хорошие места в гонках. Раньше эти деньги выплачивались Montgomery Securities, но в 1997 году банк Тома Визеля приобрел NationsBank, который затем вошел в состав холдинга BankAmerica (впоследствии Bank of America). Визель старался взять под контроль подразделения своей компании. В сентябре 1998 года, когда Армстронг показывал прекрасные результаты в Испании, Визель, наконец, покинул компанию, владельцем которой когда-то был, и с большой радостью сообщил руководству Bank of America, что теперь они должны Лэнсу Армстронгу, велогонщику, о котором, скорее всего, никогда и не слышали, больше миллиона долларов. Потом Визель купил у них Montgomery Sports за один доллар и произвел ее слияние с компанией Стива Диссона Disson Furst and Partners, которую тот основал несколькими годами ранее.
Во время гонки «Вуэльта Испании» бывший велогонщик Йохан Брюнель подошел к Армстронгу в конце одного из этапов и сказал: «Вот это результат!» Армстронгу было приятно. Их встреча была короткой, но достаточной для того, чтобы Брюнель увидел сосредоточенность во взгляде Армстронга, которой он никогда не видел за все то время, что соревновался с ним раньше, – стремление победить, идущее изнутри, пронизывающее его всего. Раньше Брюнель видел в соперничестве Армстронга мелочность, которую можно было сравнить с тем, как чокнутый дядя хочет обыграть своего племянника в пинг-понг или как молодой парень на своей первой машине изо всех сил старается обойти друга наперегонки. Но теперь в глазах Армстронга была новая глубина.
На следующий день у Брюнеля зазвонил телефон. Это был Лэнс. Вдохновленный своим достойным финишем, он сказал ему, что команде не хватает структурированности. «Можно, тебе позвонит Горски?» – спросил Армстронг. Брюнель не знал, что имеет в виду Лэнс, но подумал, что ему предложат консультировать команду, и согласился.
Всего несколько недель назад Брюнель был таким же велогонщиком, как Армстронг. Он был на том «Тур де Франс», где разыгрался допинговый скандал, и тоже сидел на шоссе, протестуя против полицейских рейдов и преследования спортсменов из-за допинга. Он вырос в помешанной на велоспорте Бельгии и все детство участвовал в гонках. Хотя никто не видел в нем большого потенциала, он был довольно сильным соперником, с ним считались на юниорских соревнованиях, и, к его удивлению, в 1992 году пригласили в испанскую команду ONCE.
Через пару дней ему позвонил Марк Горски: «Лэнс сказал, что вы хотите стать директором команды?» Этого Брюнель не ожидал услышать. Место, которое ему предлагалось, было уже занято Джонни Вельцем, который сместил Эдди Би. Армстронг был недоволен Вельцем, которому, по его мнению, не хватало опыта в тактике. Он решил снять его с этой должности и убедил Визеля и Горски назначить на должность directeur sportif Брюнеля. Этот термин переводится с французского как «спортивный директор», но в велоспорте означает главного тренера. Спортивный директор решает все, начиная от того, что будет есть команда на ужин, до распределения тактических ролей для каждого участника команды.
Брюнель, удивленный внезапным и щедрым подарком судьбы, согласился.
Как велогонщик он считался отличным стратегом. Он начал участвовать в соревнованиях еще до того, как спортсмены стали использовать рации для связи с директором команды. А значит, большую часть информации получал либо непосредственно следя за участниками, либо из табличек, на которых ассистенты писали мелом подсказки. Когда группа выходила в отрыв, мотоциклисты выезжали вперед и секундомером измеряли разницу, а затем записывали число мелом на дощечке. Чтобы определить, кто был лидером общего зачета в тот или иной момент, и в зависимости от этого принять стратегическое решение о том, когда задержаться или спринтовать, спортсменам приходилось запоминать позиции каждого соперника в турнирной таблице и потом в уме высчитывать их место. Например, если в трехминутный отрыв выходил спортсмен, который в турнирной таблице отставал на две минуты, это значило, что он выиграет гонку с преимуществом всего в одну минуту – так можно было определить свою задачу. С другой стороны, если все гонщики в отрыве отставали больше чем на пятнадцать минут согласно турнирной таблице, то лидеру гонки не было никакого смысла их догонять. Помимо невероятной выносливости велогонщикам требовалось много думать и принимать серьезные стратегические решения, и Брюнель был мастером в этом деле.
