Зато после успешного первого доноса мальчик ощутил себя в новом качестве. Соломеин пишет: «Наутро, по дороге в школу, Павка, проходя мимо двора Кулукановых, услышал какой-то разговор. Он притаился у ворот»
[51]. Он подслушивал, о чем говорят люди, собравшись кучкой, заглядывал в щели, выясняя, что происходит за заборами. «Нынче стены ушатые», — твердил соседям его дед. Дядя Кулуканов называл Павлика «первейшим соглядатаем на селе». Слово «соглядатай» употреблено в Библии. Оно означает не просто добровольного доносителя, но человека, который выполняет поручения.
Разумеется, мальчиком руководили взрослые. Он оказывался пешкой в играх личных и политических. Сперва в конфликте матери с отцом, потом — деда и родных с матерью, наконец, крестьян с советской властью. Но если верить сочинениям советских авторов, он был не пассивной пешкой: он сам хотел делать ходы.
Уполномоченные в деревне что-то искали. «Павлик-активист тут как тут на страже интересов соввласти, он донес об этом», — говорил на суде Урин, представитель Уральского обкома комсомола. Павлик появлялся на обысках первым, как и полагалось наводчику. «Его глаза — как стрелы», — писал поэт Боровин. «И когда дед Паши, Сергей Морозов, укрыл кулацкое имущество, — писал корреспондент газеты «Уральский рабочий» Мор, — Паша побежал в сельсовет и разоблачил деда»
[52].
В деревне начали распространять облигации госзайма, которые никто не хотел покупать. Павел якобы пошел по избам и не уходил, пока не брали. А так как крестьяне его боялись и не хотели связываться, то подписывались на заем. После каждой успешной операции «Павлик чувствовал себя на седьмом небе», — добавляет Соломеин в книге «Павка-коммунист». «Павлушка еще больше начинал работать», — написано в Бюллетене ТАСС.
Не зная, что писать об убитом вместе с Павликом Феде, авторы сделали и его соглядатаем.
«— Паш, а Паш, а я тоже не спал, — раздался шепоток Феди.
— Тихо! — предупредил Павлик Федю. — Завтра поговорим».
Если брат Федя помогал Павлику в работе, становится мотивированней и его убийство вместе с братом. Федор и раньше охотно доносил матери на отца — где и с кем он проводит время, и, по мнению Смирнова и Губарева, мать поощряла Федора в этих делах. Теперь Павлик использует Федора как личного осведомителя для мелких поручений. К Павлу в деревне относились с подозрением, мужики умолкали, когда он подходил, а через восьмилетнего Федора легче узнать, где что творится. Федор исправно доносил брату, а тот дальше — властям.
Ночью, когда Кулуканов прятал хлеб, чтобы не отобрали, Павлик шмыгнул к двери, Федор с ним. Он помог определять по теням, что за люди и куда прятали хлеб. На этот раз, если довериться фантазии нескольких сочинителей, Павлик облек Федора особым доверием: донесли они вместе. Днем к Кулуканову, крестному отцу Павла, явились вооруженные люди, яму раскопали, хлеб вывезли
[53].
В книгах читаем, что Павел выполнял государственную задачу: выявлял в деревне кулаков. Сложность состоит в том, что критериев, кого считать бедным, а кого кулаком, в те годы не было. Судя по газетам тех лет, число кулаков увеличивалось день ото дня. И чем больше Павлик доносил, тем больше доносов требовалось.
Учительницу также обязали участвовать в этой политической кампании. Дети наивнее, чем их родители, и у них можно выпытать, что происходит дома. «Районное руководство поручило через детей выяснять, кто сколько прячет хлеба», — рассказывает учительница Кабина. В Тавдинском музее хранятся воспоминания одноклассницы Павлика Морозова Анастасии Ермаковой: «Под руководством нашей любимой учительницы Зои Кабиной и Павлика мы узнавали, кто и где прячет хлеб»
[54].
Учительница получала от уполномоченного список «на выявление». Это был прикидочный список: кто, по данным, поступившим через осведомителей, а также по подозрению районного руководства, мог прятать зерно. Учительница спрашивала детей на уроках, просила выяснить и ей сообщить. Не все дети соглашались, но Павлик всегда сообщал больше других.
Юному доносчику становилось известно и многое другое, например что Кузька Силин и Петька Саков накануне выборов выбили стекла в сельсовете, а в избе-читальне расстреливали из рогаток портреты вождей. Имеются строки, записанные со слов односельчан и учительницы, что Павлик провоцировал детей доносить на своих родителей ему.
Авторы книг о Павлике Морозове изобретали новые и новые способы доносов для своего героя. Так, Павлик якобы предложил друзьям доносить коллективно. Повесить ночью плакаты на воротах: «Здесь живет злостный зажимщик хлеба такой-то». Где вешать, указывал он сам. Заодно мальчик отмечал, зачем люди собираются, где молятся, что поют. На собрании в школе, пишет журналист Смирнов, Павлик говорил: «Мы сами знаем, наверное, все кулацкие ямки. А молчим. Как воды в рот набрали». — «А что же мы должны делать?» — спросил Яша Коваленко. «А вот хоть ямки показывать. Узнал, где хлеб зарывают, приметил — сообщай мне или прямо председателю сельсовета»
[55]. Миша Книга сказал Павлу, что мать велела ему переписать «святое письмо». «Ты скажи ей, перепишу, мол, — посоветовал Павка, — а письмо это отдай мне». Это рассказывает Соломеин
[56]. Дети колебались, некоторые советовались с родителями и отказывались доносить, другие из страха соглашались. Жители деревни отвечали школьникам-доносчикам ненавистью. Их били, на них натравливали собак, гоняли палками. Позже в статьях и книгах это стало называться «разгорающейся классовой борьбой в деревне».
Павел ходил под заборами, разведывал, кто что несет, где кладет, с кем делит. Он уже, если верить Соломеину, и уполномоченным недоволен: «Приезжал какой-то Светлов, наделал перегибов и сбежал». (Светлов — имя тоже вымышленное.) Мальчик решает писать сообщения, минуя деревенского уполномоченного, прямо в район.
Его отговаривали, предупреждали. Из соседней деревни приехал дядя Иван, брат Трофима, кандидат в члены партии, пытался поговорить с Павликом: «Погубил отца, теперь хочешь погубить дядю и деда. Зачем сказал, что они рожь увезли и разделили? Зачем не держишь свой долгий язык за зубами?»
[57] Ему делали мелкие гадости: то в котелок с ухой соли насыплют, то головешкой тлеющей ткнут, то водой обольют, чтобы попугать.
