Памятники Сталину снесли, а памятники герою-доносчику остались. Одинаковые памятники — пионер с красным знаменем во весь рост или по пояс — воздвигнуты во многих городах, унылый оброк социалистического реализма. В поздних советских исторических исследованиях период коллективизации переписывался заново. В этих сочинениях вообще не упоминалась основная задача партии — уничтожение кулачества. Иногда витиевато писалось о «воспитании крестьян». Появились хитрые работы, где вообще нет слова «кулак»
[241]. А как с доносительством?
Обратимся к книге Томаша Ржезача «Спираль измены Солженицына», выпущенной советским издательством «Прогресс» в 1978 году, эпиграфом к которой взяты слова ни в чем не виноватого Плутарха: «Предатели предают прежде всего самих себя».
Ржезач считает, что доносительство есть следствие трусости. Писатель, которого книга клеймит позором, по мнению автора, доносил с детства. Он «доносил и доносил об антисоветской деятельности... на свою жену... на друзей... на случайного попутчика... на людей близких и далеких». Когда во время войны писателя посадили, ему, по Ржезачу, сбавили срок за доносы, за то, что он стал тайным информатором лагерной администрации. Согласно этой книге, советские органы безопасности использовали этого заключенного «лишь на самой низкой ступеньке — в роли лагерного стукача», которого ждала после этого «нравственная смерть».
Цель книги Ржезача — попытка скомпрометировать всемирно известного писателя. Прозрачен сам автор сочинения «Спираль измены Солженицына», сквозь него виден заказчик данной работы. В то же время книга недвусмысленно толкует образ советского гражданина, сотрудничающего с тайной полицией, как подонка. Советские власти не смогли найти другого способа замарать человека, кроме как распространить массовым тиражом слух о том, что он стукач. В портрет доносчика, по этой книге, входят глубокая непорядочность, изворотливость, лживая и грязная душа. У доносчика элементарная психология, характерная для преступника
[242].
Такова напоказ обновленная официальная советская оценка деятельности павликов морозовых, суть которой — аморальность политического доноса в принципе, и мы готовы разделить эту точку зрения.
Оглядываясь на прошлое, отметим, что в отдельные годы пропаганда подвигов Павлика Морозова велась вяло, затихала или даже не одобрялась. Похоже, что властям самим не ясно, что с этим мальчиком делать, как его отретушировать. Во втором издании Большой советской энциклопедии написано, что Павлик «разоблачил своего отца»; в третьем — что пионеры «разоблачали вражеские действия кулаков». В третьем издании Малой советской энциклопедии уже не сообщается не только о том, что Павел донес на отца, но и вообще, что он кого-либо разоблачал. Оказывается, он «вместе с крестьянами-бедняками участвовал в изъятии хлеба в период коллективизации». В предисловии к первому изданию «Детской энциклопедии» (1962) Никита Хрущев положительно оценивал Павлика Морозова, назвав его своим «бессмертным ровесником». Во втором издании той же энциклопедии Морозова отодвинули и первым назвали малоизвестного героя — деткора пионерской газеты Никиту Семина. В третьем издании туманно говорится, что Павлик и другие такие дети «совершили трудовой и гражданский подвиг».
Оболочка мифа оставалась, а суть подменяли: оказывается, Морозов просто был героем и за это убит. Он стал многозначительно называться «трагическим героем». Заслуги его выражены в неопределенно-расплывчатых формулировках: «благородный нравственный облик», «пример беззаветного служения народу»
[243]. Писатель Губарев в своих воспоминаниях, опубликованных тридцать лет спустя в журнале «Молодой коммунист», вообще пересмотрел суть дела. Уже не Павлик предал отца, а, наоборот, в роли предателя (неизвестно кого) — старший Морозов: «тяжело до слез переживал мальчик предательство отца»
[244]. В последних советских изданиях по истории СССР Морозова вообще перестали упоминать.
Но — официально пионерскую организацию называли в печати «гвардией Морозова»
[245]. Морозов оказался канонизированным. Заскорузлая машина пропаганды крутила одну и ту же пластинку. День его убийства был включен в систему государственных юбилеев. В его честь давались священные клятвы, пионеры в торжественной обстановке брали горсть земли с его могилы, организовывались спортивные игры на приз его имени, проводились так называемые «уроки мужества» с барабанным боем и состязания за право зажечь костер в день смерти героя. Имя Морозова присвоено множеству улиц, школ, библиотек, лагерей, парков, пионерских дружин, колхозов, домов культуры и домов пионеров и даже лесничеству (видимо, потому, что Павлик и Федя Морозовы зарезаны в лесу). Специальное постановление обязывало создать Национальный парк с мемориалом и музеем героя в деревне Герасимовка.
А в жизни? Все население внутренне отрицает героя-доносчика по чисто практическим соображениям. Воспитывая доносительство, власти достигли обратного результата. Неуважение государства к личности и личной собственности не могло не воспитать ответную реакцию неуважения личности к государству и его собственности. Когда все дети знают, откуда матери потихоньку приносят колбасу, а отцы — гвозди и доски, в семьях все труднее отыскать павликов.
Спросим себя: нужны ли дети-предатели руководителям страны? Советская идеология требовала верности идеалам отцов, а верность подрывается именно доносчиками. Дети ответственных работников всех рангов во все времена рвутся на службу в то учреждение, с которым сотрудничал Морозов, не для того, чтобы работать мелкими сексотами, а чтобы больше получать и ездить за границу. Когда требуется доносить, они, разумеется, доносят, но при этом оберегая свою семью. Двойная мораль становится тройной: для себя, для родных и друзей, для чужих. А может, и многослойной, в зависимости от уровня культуры, внутренних табу и обстоятельств.
Формула всеобщего доносительства годится вовсе не всегда: доносить должны те, кому положено, и на тех, на кого сейчас необходимо. Само слово «доносить» звучит для русского уха неприятно, поэтому с 60-х годов советские газеты стали призывать трудящихся «сигнализировать». Система вербовки необходима секретная, героев держат на учете без рекламы, но за реальные вознаграждения. Аппарат слежки вырос в несколько раз и усовершенствован, благодаря использованию западной компьютерной техники. К тому же технический прогресс сделал донос дистанционным и, кстати, менее обременительным для совести осведомителя.
В глазах все большего числа советских граждан старомодный стукач-энтузиаст превращался начиная с 60-х годов в антигероя. В компании про незнакомца стали осторожно спрашивать, не Павлик ли он Морозов и можно ли при нем сказать что-нибудь негативное про власть. Все труднее становилось найти среди уважаемых авторов того, кто взялся бы теперь восхвалять подвиги доносчика 001.
