– Куда подбросить? Или покатаемся еще? – Я пытаюсь разрядить ситуацию юмором.
– Твоя рука! Нужно ехать в госпиталь!
– Пустяки. Вот туфли твои и правда жалко.
Я изучаю повреждения ладони, обожженной сигнальным огнем. Шок проходит, и черное пятно с вкраплениями серы начинает довольно сильно припекать. Катрин берет мою руку в свои, дует на нее. Большего блаженства я не испытывал никогда…
У нее не получается уговорить меня ехать в больницу. Через двадцать минут мы уже подкатываем к легендарному отелю «Раффлз» в центре города. Украшенный флагами фасад выполнен в классическом викторианском стиле. Зато на первом этаже расположены бутики мировых брендов: из них мертвенно мерцают драгоценности и пялятся на прохожих манекены. Почему она живет в отеле? Стремится свести к минимуму быт или не хочет жить под одной крышей с отцом?
Я глушу мотор, и пару мгновений мы сидим в тишине.
– Не могу понять, – наконец роняет она. – Почему эти люди напали на нас?
– Могу придумать тысячу версий. Но не лучше ли тебе позвонить отцу и попросить его заняться этим вопросом?
Катрин с пару секунд смотрит на меня с неопределенным выражением, а потом вдруг наклоняется и нежно целует меня в щеку.
– Спасибо, – шепчет она. – Ты…
Она не успевает договорить – я припадаю к ее губам своими, и мы бешено целуемся, забыв про угнанную тачку с разбитым окном, мою обожженную руку и ее босые ноги – все тонет в адреналиновой волне, запахе гари и аромате ее волос. Оторвавшись от меня, она смотрит мне в глаза расширенными зрачками, с минуту что-то обдумывая и восстанавливая дыхание.
– Tебя надо перевязать! – решительно произносит она.
0033
Массивные двери отеля разъезжаются в стороны. По мраморному коридору мы идем к лифту, двери которого так же неторопливо распахиваются. В лобби я замечаю огромную икебану в форме лотоса. Я не суеверен, но мне кажется, это хороший знак.
В просторном номере – динамический интерьер, он меняется по мере моего продвижения от двери к окну. По стенам пробегают узоры, в которых зашифрованы многослойные символы: карта города, логотип отеля, мой собственный силуэт.
Катрин идет прямо к бару, наливает себе виски, мелькает запрещенная в стране кока-кола (ого!), смешивает, морщась, залпом выпивает. Я ее понимаю. Без приглашения устраиваюсь на диване возле рояля, гадая, действительно ли она хотела «перевязать» меня или просто не желала оставаться одна после всего произошедшего.
– Ты в порядке? – спрашиваю я, набирая точно такой же текст Линн.
– Нет.
Ответ от Линн приходит почти мгновенно «ОК». Хм. А спросить меня о том же самом? Видимо, в обязанности Линн не входил мой душевный комфорт. Лишь физическая безопасность (догадываюсь) и физическая же удовлетворенность. Я выныриваю из своих мыслей от прикосновения холодных рук Катрин. Она рядом, с аптечкой, мажет мне руку какой-то мазью.
– До сих пор не могу опомниться. Надеюсь, там никто не пострадал из-за меня!
– Не вини себя. Кто бы это ни был, антиглобалисты, террористы, враги «Транс-Реалити» – прежде всего они хотели причинить вред тебе. А уже потом твоему отцу или корпорации.
Катрин кивает. Молчит.
– Кажется, ты хотела о чем-то поговорить. – Я запоздало вспоминаю о своем задании.
– А ты свободный человек, Золтан? – вдруг спрашивает она.
– Свободный? Не знаю. Смотря что считать свободой.
Катрин опять замолкает. Похоже, она раздумывает, стоит ли продолжать этот разговор.
– Скажи, ты доверяешь своим чувствам? – наконец произносит она.
– В последнее время – не очень, – вынужден признаться я. – А почему ты спросила, свободный ли я человек?
– А почему ты не ответил?
– Я ответил: смотря что считать свободой.
– Это не ответ. Чтобы быть свободным, ты должен ее ценить, а не оценивать.
– Думаешь, раб не ценит свободу?
– Раб может быть свободным даже в цепях. Это внутреннее.
– Да ты философ!
– Просто много думала над этим. С таким отцом, как у меня, поневоле задумаешься.
– Тогда я несвободен. У меня всегда была свобода выбора, но я столько раз ошибался… А по сути, если подумать, был рабом обстоятельств.
Она вздыхает.
– Хорошо. Представь, тебе стало известно, что скоро мир станет совсем другим. На твоих глазах появляется технология, которая радикально все изменит. Ты видишь, как ее начинают развивать в направлении, которое тебя откровенно пугает, как в нее вливаются огромные ресурсы… Тебя что-то очень беспокоит. Какое-то неясное предчувствие или опасение. Как бы ты поступил на моем месте?
– Про какую технологию ты говоришь? – осторожно прерываю я ее горячую речь.
Катрин тянется к тумбочке и берет с нее плоскую черную шкатулку, в каких обычно держат сигары. Бросив на меня нерешительный взгляд, она приподнимает крышку. В двойном дне на красном войлоке лежат с дюжину знакомых мне ракушек Memnotech.
– Знаешь, что это?
– Нелегальные воспоминания?
– Пробовал что-то подобное?
– Да, на вечеринке у Марка, где тебя первый раз увидел. Честно говоря, так и не понял, как оно мне. – Про опыт с Линн, где я был молодым террористом-смертником, решаю промолчать.
Она нервно усмехается.
– А ты? – спрашиваю я.
– Чаще, чем хотела бы признавать.
– Зачем тебе это, Катрин? У тебя интересная жизнь, неужели не хватает собственных впечатлений?
– В том-то и дело, что все хотят как раз не собственных впечатлений, а чужих. Ты видишь молодежь вокруг? Наркотики, танцы до одурения, бессмысленный экстрим. Они отчаянно пытаются вырваться из своей жизни, соскочить с собственного поезда…
– Идущего в никуда… – договариваю я за нее.
– Да! Именно это ощущение – что все катится по кругу, что все уже испытано и известно наперед. А это… – Она указывает на ракушку. – Это – побег.
– Вообще-то больше похоже на наркотик.
– Да. И такой мощный, какого человечество еще не знало.
– Не считаешь, что это несколько лицемерно с твоей стороны?
– Осуждать других, а самой закидываться этим? – договаривает она и грустно кивает. – Да, ты прав. Только я ничего не могу с этим поделать. Я теперь тоже несвободна, Золтан.
