– Не волнуйся, я умею хранить секреты.
Я пошла к двери. На пороге обернулась:
– А вот тебе нужно быть поосторожнее. Может, бассейн твой и запущен, но «жучки» Игги Бьольверка могут по-прежнему прекрасно работать.
0012
Мои заключительные слова Марку были не более чем напоминанием, что все тайное становится явным, и заниматься подковерными интригами я не собираюсь. Однако встретиться и поговорить с топами компании мне никто не мог запретить, узнает про это отец или нет. У меня была собственная цель – я должна узнать про все скрытые угрозы Трансферизма и понять, стоит ли мне опасаться за тебя и за нас.
Начала я свое расследование с Августы Юстас, с которой, так уж сложилось, я была более близка, чем с остальными. В последние месяцы мы хотя и не были закадычными подругами, виделись не реже раза в неделю – на концертах, на открытии выставок или на ужинах в новых ресторанах. Эти встречи чаще всего не назначались заранее, а случались сами собой. Я видела в Августе близкого по образу мыслей человека и даже в каком-то смысле наставницу, радовалась каждой нашей встрече… Но в этот раз все было по-другому. Во вторник после обеда я нашла свою старшую подругу в фитнес-центре корпорации, а точнее – в бассейне.
Августа как раз закончила плавать и сидела в одном из шезлонгов, вытирая волосы полотенцем. Она улыбнулась мне, будто ожидала моего визита. Я присела рядом. «Как стремительно ты постарела, Августа», – подумала я, глядя на нее. Это не было старение внешнее, выраженное новыми морщинами, дряблостью кожи, расплывчатостью тела. Речь скорее шла о каком-то внутреннем, скрытом угасании. Лукавые огоньки, прежде блиставшие в ее глазах, куда-то исчезли, будто что-то в ней иссякло.
– Что новенького? – спросила она.
– Недавно были с Золтаном в Азовстане. Интересный опыт.
– Да-да, подготовка к запуску идет полным ходом.
– Ты довольна тем, как все складывается?
Августа настороженно взглянула на меня.
– Всегда есть ощущение, что можно было что-то сделать… по-другому. А что именно ты слышала?
– В последнюю нашу встречу Рамбан был обеспокоен, не знаю чем. Вот и решила у тебя спросить.
– То же ощущение может быть и у него.
– А лично тебя, Августа, что беспокоит?
Она вздохнула:
– Я старею, моя девочка.
– Перестань, Августа!
– Может, просто устала. Но все тяжелее поднимать себя по утрам, понимаешь?
– А как же твои горячие любовники?
– Все надоело. Я все больше находила удовольствие в работе, но в последний год все как-то… – Она замолчала. Я решила ей помочь.
– Тебя тоже беспокоит Трансферизм? – припомнила я слова Марка.
– Тоже?
– Августа, тебе не кажется, что отец двигает нас всех в опасном направлении?
– Опасное ли, не знаю. Но, черт возьми, нашим мнением он как-то перестал интересоваться. И вообще, все время он проводит с Золтаном. Они закрылись в лаборатории, принимают там все важные решения. Не так я видела наше будущее, и свое в частности!
Она явно разозлилась.
– А как? – спросила я.
– Не знаю, насколько ты в курсе планов корпорации. И, милая, прости – не мое дело тебя в них посвящать. – Она посмотрела на меня с оттенком надежды. – Но ты же не чужая и мне, и всем остальным. Объясни, почему твой отец стал таким недоступным? Почему не выполняются обещания, данные нам всем?
– Золтан тоже стал недоступным.
– Золтан был таким… Многообещающим. Ты же знаешь, как мы все его сразу полюбили. Пестовали, учили, вели к вершинам. Мне обидно, что он даже не заходит повидаться.
– А про какие обещания ты говоришь?
– О, Саул умеет кружить голову перспективами. Я почти видела себя в новой роли богини правосудия. Огромные храмы, толпы поклонников, высочайшая мудрость, вечная справедливость…
– Ты говоришь про какую-то персональную реальность?
– Вроде того. У Саула, мне кажется, свое видение. Меня интересовала регулятивная функция. Ты слышала об эксперименте, проведенном в тюрьме? Пятидесяти самым злостным нарушителям порядка давали «День в раю». Поведение улучшилось настолько, что половина из них даже получили досрочное освобождение. А представь все это в масштабах общества! Раньше этим занималась религия, от которой теперь один вред. Общественная мораль и законодательная система стали лучшим регулятором, чем божественные предписания. А Трансферизм – так это вообще неограниченные возможности. В правильных руках, разумеется.
Она осеклась, заметив, что разболталась.
– Я не могу тебе всего говорить, из соображений конфиденциальности. Прости, мы тут все связаны по рукам и ногам. Спроси своего отца, а? – Надежда в ее глазах переросла в мольбу.
– Спросить о чем?
– Спроси – почему он… – Августа замолчала. – Что с нами будет? Вот что спроси. Потому что мы не знаем. А незнание порождает страх. А страх…
Я не поверила своим глазам – она чуть не расплакалась. Августа Юстас, железная матрона, которая держала в узде всю корпорацию, вела себя будто отвергнутая любовница. Не помню, что я говорила. Обещала, кажется, мы обнимались, договорились «встретиться и напиться» – обычный женский треп, когда все важное уже сказано.
Но еще больше меня потряс Фо Ци, с которым я увиделась на следующий день. Вы видели когда-нибудь разгневанного Будду?
– Я своими руками взял его, как кусок сырой глины, и вылепил из него того, кого теперь знает весь мир! – Фо расхаживал по кабинету, свирепо пыхтя и размахивая руками. – Мы все работали над проектом «Золтан», и не для себя – для всего человечества! Я представлял себе гармоничный мир, построенный на любви, дающий счастье каждому. По сравнению с персональными реальностями, которые Золтан создает, медитации и духовные практики – жалкое подобие! Мы могли учить людей добру, словно маленьких детей, на примерах, за счет их собственных переживаний. Принимать мечущимися, а отпускать умиротворенными! У меня было столько идей! Но меня даже не спрашивают! Я двигаю финансы и слежу за балансом – я!
Я сидела на диване в его кабинете с чашкой зеленого чая, оторопевшая от происходящего. Фо Ци плюхнулся рядом, чуть не раздавив кушетку своим телом, взял меня за руки.
– Мы очень огорчены дорогая. Очень!
Разгневанный Будда, плачущая Юстиция… Я даже обрадовалась, когда в кабинете Игги Бьольверка мне сообщили, что босс находится неизвестно где и неизвестно когда появится снова. Истерящего Одина я точно видеть была не готова. А вот Чопра меня совсем не удивил. Его гром и молнии производили успокаивающий эффект – хоть что-то в этом мире осталось неизменным. Вот только в таких выражениях про отца он никогда не высказывался. Да и никто другой.
