– Но ведь… для безопасности!
– Шорсир отстранены от жизни обычных женщин, но они многое видят. Все эти признаки ясно дают понять: я тебе нравлюсь. А это означает, что дни мои сочтены. Я жива ровно до тех пор, пока ты не захочешь поддаться соблазну.
– Чего?! – Николай очень постарался как можно круглее выпучить глаза. – Придумала тоже! Да ты вообще не в моем вкусе! Фу-у-у! – он почти правдоподобно скривился ей в лицо. – Я милых девочек люблю, нежных! А ты у меня ассоциируешься с глиняным истуканом.
– С кем, прости?
– Неважно! И не красивая ты вовсе – я уже говорил. Уродливая даже немного.
– Спасибо. Теперь и мне дышится легче.
Николай расходился, чтобы ей вообще легко задышалось:
– Росточком не вышла, совсем не блондинка, костюмчик этот – мрак! Фигура ужасная, как тебя вообще земля носит? Ноги… эм-м, прямые. Я люблю, знаешь ли, с естественной кривизной. Ресницы твои – хоть ножницами подстригай. Тебе кто-нибудь говорил о чудовищном цвете глаз? Как теплый песок на солнышке, тьфу, аж в комнате светлее становится. Нет, Триночка, у тебя ни единого шанса.
Ему становилось все жарче, он нервно оттянул ворот, чтобы подпустить немного воздуха. А она прижала ладонь к груди и произнесла едва слышно:
– Благодарю, Киан. Мне не страшно умирать по твоей прихоти, но я предпочла бы умереть после того, как защищу тебя от всех врагов. Помочь раздеться?
– Отстань, – почти рявкнул Николай и скрылся в комнате для омовений.
И лишь под тонкой струей воды признался себе, что чувствует легкое разочарование. Жаль, что Трина не простая девушка, тогда у него в этом мире был бы хоть один близкий человек. Или хотя бы шанс сделать ее таковым.
Он переоделся в свои джинсы и футболку. Вышел, молча поужинал каким-то бульоном из полупустой тарелки и вафлями. Экспертиза прошла успешно, раз ему все-таки доставили этот поднос, а Трина спокойно наблюдала за трапезой. По непонятной причине он чувствовал какую-то обиду, но не мог ее озвучить, однако вскоре не выдержал затянувшейся тишины:
– Трина, ты сама-то голодная?
– Нет, Киан. Я успела поесть. Из кухни теперь будут доставлять еду нам в покои. Кстати говоря, остальные шорсир присоединились – теперь нас тринадцать, как и положено. Но ты должен посмотреть на них и принять клятву.
– Позже, – он отодвинул тарелку. – Здесь все равно развлекаться больше нечем, лучше уж хотя бы знакомства растянуть подольше. Книги-то хоть имеются? Изобрели уже печать?
– Имеются. Рукописные, – она кивнула. – Я распоряжусь, чтобы прислали из библиотеки.
– Тоже позже. А лучше завтра сходим в библиотеку вместе – я и тринадцать моих теней.
– Хорошо. Теперь я чувствую себя намного увереннее. Не могу представить ситуации, в которой мы все не смогли бы тебя защитить.
Они снова долго молчали. Николай все же озвучил мысль, которая его странным образом тревожила:
– Трина, а на твой вкус, я привлекательный? Внешне.
– Ты безупречен, Киан. Ни один мужчина не мог бы сравниться с тобой в красоте.
– А если бы я был толще на двадцать килограммов и ниже на двадцать сантиметров, ты бы ответила то же самое?
– Скорее всего. Ты ведь мой лорд. Я обожаю тебя по умолчанию, а не оцениваю.
Вот в этом и была причина его обиды – в фальшивости всего, что в этом мире делается и произносится. Коля встал и подошел к ней, ловя взгляд:
– Я приказываю тебе, Трина, всегда быть со мной честной. Даже если правда противоречит всем традициям, ты должна говорить только ее. Ясно?
Она будто вытянулась.
– Ясно. Я постараюсь, Киан.
– Тогда начни стараться прямо сейчас, что ты думаешь обо мне на самом деле?
Трина замялась, подбирая слова, но вскинула лицо и сказала твердо:
– Что, быть может, отравление для тебя не самый худший исход. Что если ты выживешь и останешься правителем до конца своих дней, то всегда будешь чувствовать себя несчастным. Тебе не подходит это место, как и ты не подходишь ему. Но ты даже не пытаешься подстроиться, а сопротивляешься. И именно это сопротивление будет делать тебя несчастным.
Николай нахмурился – такого ответа он определенно не ожидал:
– И что бы ты посоветовала?
– Набрать гарем наложниц, взять книги, если тебе нравится чтение, завести дракона или ручного демона – делать все, о чем ты даже не хочешь думать. И делать это, пока не найдешь то, что начнет приносить удовольствие.
– А если единственное удовольствие, к которому мне не пришлось бы себя принуждать, недоступно?
Она намека не поняла или предпочла сделать вид, что не понимает. Молча пожала плечами и отошла к окну.
– Значит, дракона… – выдохнул Николай. – Во вторник я как раз совершенно свободен для рептилий.
– Это снова сарказм? – уточнила она в спину.
– Да какой там, жалкое подобие. Завтра пойдем осматривать мой замок. И одежду подходящую… где тут берут одежду? Неважно. Завтра и расскажешь.
– Черной ночи тебе, Киан. Пусть завтра солнце не взойдет.
– Не нагнетай.
Для сна было слишком рано, но Николаю требовалось время, чтобы все хорошенько обдумать и спланировать жизнь до конца дней. А потом составить еще один план – на случай, если конец дней наступит не на этой неделе.
Глава 14
– Трина, почему отстаешь? Иди ближе, будешь подсказывать правила местного этикета.
Стройный ряд шорсир вмиг перестроился, передвигая Трину ближе к господину и закрывая освободившееся место позади. Такой колонной они и перемещались по бесконечному замку, который Николай решил изучить.
– Этикет? – Трина говорила тихо. – Ты успел начитаться о белой империи, раз взываешь к их опыту?
– То есть у черных этикета нет?
– Есть… – она задумалась. – Но он определенно не касается самого черного лорда. Да и для остальных заключается в том, чтобы поклоняться тебе и творить зло в свободное от поклонения время.
– Повезло мне, – понял Николай. – То есть я вообще могу творить что вздумается? Даже десертной вилкой мраморную говядину есть?
– Понимаю, что это сарказм, но не понимаю половину слов. Но да, в таких мелочах никто не посмеет диктовать тебе правила поведения.
– Тогда почему чувствую себя узником, если моя свобода ничем не ограничена?
– Об этом я уже говорила. Потому что твоя свобода ограничена безопасностью и мнением совета хоасси, но ты склонен эти рамки преувеличивать.
Коля не спорил. Он уже успел над этим поразмышлять: по сути Трина верно заметила. Но что-то в самом его характере было такое, способствующее этой позиции. Например, Николай никогда не выносил давления. Сдать курсовую на день позже поставленного срока – это же интереснее, чем просто сдать курсовую. Высказать декану свое мнение – признак нормально развивающегося и мыслящего молодого человека. После института в Николае чувство протеста поубавилось, но сопротивляемость организма к любому насилию осталась. Был бы он хоть немного другим, сидел бы сейчас ответственным начальником отдела, быть может, в фирме Петюни – и самому Петюне Николая Анатольевича Радужкина ставили бы в пример. Хотя нет, не сидел бы, его все равно бы сюда притащили, но выпендривался бы определенно меньше.
