— Плохо, — покачала головой девушка. — Это мог быть кто угодно. Даже профессор Каранский — по телефону его голос звучит моложе.
Белянский покивал и сердито взмахнул руками, создавая светящуюся алым рамку портала.
— Давно ждете? — с порога спросил Болотонский, осматривая наш стол. — Вам подали чай, я надеюсь?
— Да, о нас позаботились, — с улыбкой ответила я, отставляя чашку и беря в руки блокнот.
— Прекрасно, — улыбнулся в ответ рейян. — Если бы вы предупредили…
— Так получилось, профессор, — с толикой раскаяния перебила я, косясь на начальника.
В магуниверситете мы первым делом направились в администрацию. Улыбчивая и добродушная секретарь ректора без вопросов связалась с профессором, и уже через четверть часа нас оставили дожидаться Варжека Болотонского в его личной гостиной с полным чайником огненного чая и корзинкой с шоколадными конфетами.
— Что ж, — отмахнулся профессор, подходя и падая в кресло напротив. — Все сложилось на удивление удачно. У меня как раз закончились занятия.
— Мы бы вас подождали, — убедительно заверила я.
— Да, но я сам ужасно не люблю заставлять кого-то ждать, — признался мужчина и, подавшись вперед, заглянул под крышку чайника. — Тем более вы приехали из столицы!
Вздохнув, Болотонский быстрым жестом согрел чайник магией и плеснул себе чаю.
Он выглядел немного измотанным и печальным, но старался не подавать виду. Чуть потертый костюм-тройка из плотной серой шерсти сидел на нем кривовато и явно был маловат в плечах, из-за чего мужчина то и дело неосознанно оттягивал лацкан то слева, то справа. Рубашка под костюмом не выглядела слишком свежей, но в целом занятому и явно одинокому человеку, не имевшему времени на уход за собой, подобное было простительно.
— Мы хотели лично расспросить вас об одном деле тридцатилетней давности, — вступил в разговор Белянский. — Речь идет об убийстве Димитрия Раскеля. Помните такого?
— Конечно, — кивнул Баржек и печально вздохнул. — В моей жизни это было первое и пока последнее подобное происшествие. Я на всю жизнь запомнил все, что тогда случилось.
— Также мы хотели бы поговорить с вами о Василе Раскеле, — предупредил мой шеф. — Вы с ним знакомы?
— Да, — согласился Болотонский. — Доводилось встречаться. Хотя этот молодой человек совершенно не похож на своего отца, скажу я вам. Совершенно! Я бы не поверил, если бы он не показал мне свои документы.
— Вот как? — удивился Белянский. — Что ж, если вы не против, давайте обо всем по порядку.
— Я слышал, что в столице что-то происходит, — пробормотал профессор. — Но…
Шеф глянул на меня, предупреждая взглядом, и спросил:
— Вы хорошо знали Димитрия Раскеля?
— Как и все мы, — с улыбкой ответил Варжек. — Не сказать, что мы с ним сдружились. Он был слишком себе на уме, чтобы с кем-то из нас близко сойтись. Но я и несколько других магов пересекались с ним в доме Тадеуша Каранского.
— Как бы вы его описали? — спросил старший следователь.
— Описал? — задумчиво переспросил профессор. — Ну… он был нервный, очень дерганый человек. Вечно всех подозревал. Мог внезапно наброситься с упреками, мог в один момент успокоиться. Но он, как бы вам сказать, он был увлеченным человеком. Мечтателем. Желал создать что-то по-настоящему великое. Много экспериментировал.
— Он был талантливым?
— Скорее нет, — покачал головой Болотонский, прихлебывая чай и жуя конфету за конфетой. — На самом деле среди тех, кто в одно со мной время наведывался к Каранскому, блистал талантом только Ракковский. Вот он был поистине великим! Гораздо талантливее Каранского.
— Правда? — удивилась я, но тут же смолкла под строгим взором начальника.
— Да, — кивнул Болотонский. — Был даже один случай, когда они рассорились. Кажется, Ракковский считал, что Каранский пытался увести у него из-под носа изобретение. Точнее, Ракковский тогда всех подозревал, но недолго.
— Значит, вы считаете, что Димитрий не мог ничего создать?
— Нет, однажды… — Профессор замялся. — Возможно. Вполне возможно. Я видел его выкладки лишь мельком. И не думаю, что там было что-то ценное. Он записывал. Он просто все записывал. Формулы, меню из ближайшей забегаловки, время встречи с кем-то из нас и даже фрагменты наших разговоров. А идеи… Идеями Раскель фонтанировал. Но был слишком непоседлив, чтобы остановиться и хотя бы обдумать несколько своих идей.
— Были ли еще ссоры из-за подозрений? — спросил Белянский.
— Димитрий довольно часто на всех напускался из-за своей тетради. Я помню, он и Угга и меня минимум два раза подозревал в краже. Даже утверждал, что кто-то выдрал из тетради листы.
— А как было на самом деле?
— Видите ли, он с женой жил в весьма сомнительном доме. Я не был на квартире Раскеля, но его вечный насморк и неопрятная одежда о многом говорили. А тетрадь… Та тетрадь напоминала Раскеля: пухлая, потрепанная, замусоленная, с торчащими во все стороны страницами. Я бы не удивился, если бы листы просто выпали из тетрадки.
— Когда обнаружили тело Димитрия, тетради при нем не было. Вы не думали, куда она могла подеваться? — задал вопрос старший следователь, следя за тем, как я записываю разговор.
— Он всегда держал ее при себе, — тронув пальцами подбородок, ответил Болотонский. — Не расставался. Не знаю, что могло с ней случиться.
Старший следователь кивнул и уточнил:
— Вы не думали о том, кто и за что убил Раскеля?
— Тогда я об этом не думал, признаюсь вам честно. Я был молодым магом без связей и средств. Я опасался, что могу стать козлом отпущения для сыщиков. Я бы не смог ничего сделать. В то время я жил один и у меня не было вменяемого объяснения, что я делал в тот день, когда Димитрия убили. Хотя знаете, я будто заранее знал, что это случится.
— Почему?
— Предчувствие! — пожал плечами профессор. — Я даже ходил к Каранскому, хотел за беседой развеять скуку. Сейчас, кажется, он живет в другом месте, а тогда у него была квартира. Милое место. Очень уютное. Неудивительно, что профессор не любил выходить из дома, я бы сам целыми днями сидел у камина в такой квартире. И только мы к нему бегали. В те дни в прихожей вечно стояли лужи от наших зонтов, плащей и ботинок. Там было настолько сыро, что даже плащ профессора выглядел мокрым, — усмехнулся Болотонский.
— Так вы не думали, кто мог убить Раскеля? — повторил прежний вопрос рейян Белянский.
— Нет, не думаю, что кому-то мог помешать Димитрий. Он был безвредный. Тихий и довольно слабый человек. Кому он мог мешать? Да и почему? Он ничего не успел изобрести, у него не было денег, чтобы обеспечить жену. Даже квартира, где они жили, стоила сущие гроши.
— Перед смертью Димитрий отправил жену вместе с сыном в санаторий и обещал, что у них вот-вот появятся средства, — глянув на меня и блокнот в моих руках, сказал шеф. — Что вы об этом помните?
