– Ну… В общем, да. Вы можете опровергнуть?
– Не могу. Но хочу сразу вас предупредить: выискивать доказательства ошибок следствия или фальсификации материалов дела я не буду. Вполне возможно, что по мере изучения материалов я и увижу что-то такое, что подтвердит ваше предположение. Но материалы у нас с вами неполные, фрагментарные, и делать какие-либо серьезные выводы на их основании нельзя. Свою работу я буду делать добросовестно, постараюсь научить вас читать документы и понимать их суть, чтобы в своей книге вы допустили поменьше ляпов и смогли грамотно цитировать формулировки, не путая постановления с ходатайствами и решениями, а протоколы со справками. Такую задачу поставила передо мной Татьяна Григорьевна, ее я и собираюсь выполнять. Никаких походов в архивы, никаких поисков тех, кто вел следствие или осуществлял оперативное сопровождение.
– Но почему, Анастасия Павловна?
В его темных глазах плескалось упрямство, смешанное с непониманием. Как, ну как ему объяснить? Тогда, в конце сентября девяносто восьмого, застрелился следователь, с которым Насте довелось несколько раз поработать. Через пару недель покончила с собой зампрокурора одного из административных округов Москвы. В течение четырех-пяти лет после дефолта в стране вырос и уровень самоубийств, и уровень смертности, это открытая статистика, никаких секретов. Но кроме статистики есть еще и жизнь, и в этой жизни – Настя Каменская помнила очень хорошо – намного чаще, чем прежде, звучали разговоры о чьих-то внезапных смертях. Инфаркты, инсульты, суициды… Всего сорок два года, какой ужас… Или пятьдесят один… Или тридцать девять… Конечно, есть вещи принципиальные, с этим она не спорит. Умышленно, из корыстных побуждений фальсифицировать материалы уголовного дела – плохо. Брать взятки – плохо. Осудить и отправить на пожизненное лишение свободы невиновного – плохо. Но пытаться выискать ошибки следствия, сделанные осенью девяносто восьмого, она не будет. Она, Анастасия Каменская, – кто угодно: лентяйка, трусиха, частный сыщик, дочь, жена, сестра, любительница тишины и одиночества, аналитик, может, еще кто-то. Но не судья. И тем более не судья своим коллегам, пусть и бывшим.
Она уже собралась было ответить, когда заметила, что выражение лица молодого журналиста изменилось, а взгляд метнулся куда-то за ее спину.
– Вот вы где! – раздалось приятное глубокое контральто.
Настя резко обернулась и увидела мужчину и женщину, пробиравшихся к ним мимо столиков.
– Петя сказал, что вы будете пить кофе где-то на Сретенке, – пояснила дама, протягивая руку. – Я – Алла Владимировна, можно просто Алла, покойная Ксюша была моей племянницей. А это Владимир Юрьевич, мой старый друг.
– Анастасия, – представилась Настя.
Ай да Петя! «Будете пить кофе где-то на Сретенке…» Выходит, он даже не сомневался, что она примет приглашение посидеть в кафе. Что, Алла Владимировна, пришли осуществлять контроль? Решили лично убедиться, что ваш Петенька действительно разбирается с материалами вашей любимой племянницы? Или вы пришли проконтролировать меня? Оценить, так сказать, профессиональный уровень нанятого вами репетитора по уголовному процессу?
– Вы позволите? – мужчина, представленный старым другом, взялся за спинку стула.
Настя молча кивнула и потянулась за следующей сигаретой. Занятная парочка! Алла – яркая блондинка с очень густыми, хорошо постриженными в длинное каре волосами, карими глазами и роскошной фигурой. Тонкая талия, высокая полная грудь. Сочетание светлых волос и темных глаз в природе встречается нечасто, но похоже, что дама – светловолосая именно от природы. Конечно, крашенная, седину в ее годы никто не отменял, но в цвет, максимально близкий к натуральному. Спутник ее выглядел более чем обыкновенно, все в нем было средненьким и невзрачным, он даже ростом ниже Аллы. Трудно поверить, что у них роман. Может, и в самом деле друг?
Немедленно появился официант, протянул меню новым гостям. Алла сориентировалась быстро, попросила принести фруктовый салат и зеленый чай, Владимир Юрьевич заказал только воду без газа.
– Вы нас извините, Анастасия, – он обезоруживающе улыбнулся, – мы прервали вашу беседу. Петя сказал вчера, что вы согласились прогуляться с ним по, так сказать, местам боевой славы, а Аллочка ему подсказала, что нужно быть вежливым. Если уж вытаскиваешь даму на длительную прогулку, то следует позаботиться о том, чтобы угостить ее чем-нибудь и дать возможность отдохнуть. Вот так и появилась идея выпить вместе кофе, заодно и познакомиться. Аллочка очень привязана к Пете, ведь он был близок с Ксенией, и не может пустить на самотек его работу с Ксюшиными материалами, вы понимаете?
– Вполне, – коротко кивнула Настя.
Значит, красотка Алла собралась контролировать и Петра, и его консультанта. Ну, как говорится, бог в помощь.
– А я, – Владимир Юрьевич чуть понизил голос и бросил веселый взгляд на журналиста, – пришел поддержать лично вас.
Настя не сумела скрыть изумление.
– Меня поддержать? В чем же?
– Петр на вас жалуется, говорит, что вы не хотите выяснять, кто в действительности совершил тройное убийство и что там произошло на самом деле. Я считаю, что вы абсолютно правы, а вот Петя этого не понимает. Он у нас правдоискатель, это хорошее качество, но в данном случае оно только мешает, это я вам говорю как писатель.
– А вы писатель? – скептически осведомилась она.
Что-то многовато писателей вокруг нее сегодня. Петр, Владимир Юрьевич, да еще дом этот, где жил Глеб Богданов, популярный автор прекрасных жизнеописаний известных людей.
– Я-то? – весело переспросил Владимир Юрьевич. – Ну такой… ненастоящий. Всю жизнь был чиновником, а потом решил пофантазировать и обнаружил, что за мои фантазии даже платят деньги. Не бог весть какие, но все-таки прожить можно. Пишу в жанре фэнтези для старших подростков. В основном про попаданцев. Поэтому мне близка и понятна мысль о том, что в художественном произведении важна не правда, а идея и стройность ее подачи. Вы согласны?
– Я-то согласна, а вот Петр, как мне кажется, – нет.
– А мы его переубедим. Нас теперь двое, – решительно заявил старый друг красавицы Аллы.
Через несколько минут разговор за столом стал общим и оживленным, и Настя совершенно забыла об острой неприязни, возникшей в первый момент знакомства. Алла оказалась громкой говорливой собеседницей, Владимир же изящно оттенял поток ее речей остроумными и точными репликами, заставляя Настю и улыбаться, и смеяться, и признать, что при всей своей невзрачности и обыкновенности этот человек невероятно обаятелен и даже харизматичен. «Наверное, писатели и должны быть такими, – думала она. – Ничего удивительного, если у Аллы роман с ним. Я была не права в своих первых впечатлениях».
Когда в Настиной сумке зазвонил телефон, она вытащила его, глянула на дисплей – Леша, нельзя не ответить, а то волноваться начнет. Она быстро поднялась и с телефоном в руке отошла от столика, сделала несколько шагов и спустилась с настила веранды на тротуар. Место оказалось неудачным: именно в эту точку был направлен динамик, из которого лилась довольно громкая музыка, да еще вдобавок рядом стояла машина с опущенными стеклами, и оттуда оглушительно разносился какой-то хеви-метал. Пришлось отойти еще дальше, чтобы нормально поговорить.
