В холле он успел перехватить пару бутербродов и выпить стакан сока, прежде чем всех пригласили в тот же самый конференц-зал для участия в аукционе. Аллу и Владимира Юрьевича он нашел в обществе двоих мужчин, работавших в «Матадоре», и был им представлен в качестве «нашего молодого, но очень близкого друга, будущего писателя». Петр чувствовал себя польщенным и был весьма доволен тем, что уже начали завязываться знакомства в издательских кругах, что немаловажно для осуществления его далеко идущих планов. Он тут же, с места в карьер, заявил сотрудникам издательства, что пресс-конференция была организована неграмотно и нужно было сделать вот так, а сделали вот эдак…
– Если бы не эта Волохина из хосписа с ее семейной драмой, вообще был бы полный караул, – авторитетно заявил журналист. – Это я вам как профессионал говорю.
Сотрудники издательства сдержанно улыбались, слушая его, и было понятно, что мнение какого-то там зеленого юнца из далекого города интересует их меньше всего на свете.
– Пойдем-ка, – Владимир Юрьевич потянул его в сторону широкой лестницы, ведущей на второй этаж, – аукцион начинается. А что за Волохина с семейной драмой? Интересная история?
– Подробностей не знаю, ответы на вопросы были очень скупыми, но, похоже, там все непросто. Представляете, у Волохиной отец – богатый предприниматель, а она работает за копейки и даже не каждый месяц зарплату получает.
– Что же, отец ей совсем не помогает? – недоверчиво спросила Алла. – Не может такого быть!
– В том-то и дело, что отец то ли выгнал ее из дому, то ли она сама ушла, я не понял. Короче, они уже два года не общаются. Совсем.
– Господи! – всплеснула руками Алла. – За что же можно выгнать из дома родную дочь? Если она работает в хосписе, значит, приличная порядочная девочка, не шалава какая-нибудь, не наркоманка…
Петр вспомнил длинный нос, очки в дешевой оправе. Да уж, Екатерина Волохина – совершенно точно не шалава. И тут же перед его глазами встала ее потрясающая улыбка, обнажившая белоснежные ровные зубы и мгновенно преобразившая лицо, до этого бывшее скучным, обыкновенным, одним словом – никаким.
Аукцион начался. Проходил он весело, ярко, было видно, что организаторы учли особенности аудитории с большим числом детей и подростков, и разыгрывание каждого лота сопровождалось концертным номером. Певцы, клоуны, гимнасты, дрессировщики кошек и собак, танцоры, мимы… Петр оценил генеральный замысел: все номера были так или иначе привязаны к сюжету и героям той книги, к которой имел отношение данный лот.
Начали с «мелочей» – наклеек и брелоков, потом перешли к наборам открыток и календарям. Петр едва не забыл, что Каменская дала ему деньги и попросила поучаствовать в аукционе от ее имени, а когда спохватился, кто-то из зала уже предлагал за календарь 15 000 рублей. «Блин! – выругался он мысленно. – Все проворонил. Она дала пять тысяч, за наклейки платили максимум по тысяче, брелоки ушли по полторы-две, а теперь цены такие пошли, что куда мне с этой пятеркой…» Оставалась, правда, слабенькая надежда на два оставшихся календаря, торги за которые начинались всего с тысячи рублей. А вдруг тот, кто готов заплатить за календарь пятнадцать тысяч, окажется всего один на весь зал и больше таких героев не отыщется? Вдруг удастся уложиться в «пятерку»?
Но никакого «вдруг» не случилось. Один из оставшихся календарей ушел за девять тысяч, другой – за двенадцать с половиной. Настала очередь книжных лотов. И тут на сцене появилась Волохина, и аукционист с радостной улыбкой передал ей микрофон.
– В нашей семье двое детей, – начала она.
Зал тут же восторженно загудел. Еще бы, такая юная, совсем девочка с виду, а уже двоих детишек родила! Волохина рассмеялась и стала, как показалось Петру, еще красивее, чем когда просто улыбалась.
– Нет-нет, речь не о моих детях, я говорю о брате и сестре моего мужа, которые живут с нами и являются членами нашей семьи. Моей семье предоставлена высокая честь назвать первые две книги, которые будут сейчас разыграны. Одна из них – любимая книга Светочки, ей девять лет, вторую выбрал Женя, ему почти двенадцать. Замечательные детские писатели, авторы этих книг, сегодня с нами, они выйдут на сцену и на ваших глазах подпишут книгу тому участнику, который выиграет лот, а Света и Женя добавят в копилку нашего хосписа «Луч надежды» сделанные своими руками подарки. Вы же все наверняка понимаете, что больным детям нужны не только лекарства и оборудование, но и все те мелочи, из которых состоит обычная повседневная жизнь и которые приносят нам столько радости: что-нибудь вкусненькое, игрушки, подарки, сувениры, да просто знаки внимания, заботы и любви.
– Ого, какая девочка, – прошептал Владимир Юрьевич на ухо Петру. – Это она? Та Волохина, у которой семейная драма?
– Ага, она.
– Вот о ком тебе нужно сделать статью! Ну что ты вцепился в этих Даниловых, двадцать лет прошло… Если уж тебя так зацепила их история – ради бога, используй ее в художественной форме, преобразуй, возьми самые яркие моменты и вставь в свой роман, все равно никакие открытия в таком старом деле тебе славы не принесут. Думаешь, я не понимаю, чего ты добиваешься? Хочешь начать с высокого старта. Но дело девяносто восьмого года тебе эту высокую позицию не даст, поверь мне, Петенька. У людей слишком много забот в настоящем, и они слишком беспокоятся о будущем, чтобы еще по поводу прошлого волноваться. Прочитают, покачают головами и забудут. А такие вот девочки, как эта Волохина, это настоящее нашей страны и ее будущее. И больные дети, и хреновое бюджетное обеспечение здравоохранения, и равнодушие людей друг к другу, и немногочисленные энтузиасты-бессребреники – все это сегодняшнее. Поэтому если хочешь славы – пиши об этом, а не о Даниловых.
Петр собрался ответить, но тут начался музыкальный номер такой громкости, что до собеседника было бы не докричаться, а уж о том, чтобы переговариваться шепотом, даже речи быть не могло.
– Но если Даниловых убил не тот, кто реально сидит, – снова зашептал он, когда музыка смолкла, – значит, следователи и оперативники фальсифицировали дело за взятку. Наверняка они практиковали такое не один раз, разбогатели на этом и сегодня процветают, даже, наверное, занимают высокие должности. Если мне удастся их разоблачить, это будет касаться уже сегодняшнего дня, разве нет? Сколько им могло быть в девяносто восьмом? Лет тридцать – тридцать пять? Значит, сейчас они еще вовсю работают, сидят в шикарных кабинетах, в удобных креслах, деньги гребут лопатой, а человек мается за колючкой.
– Ну, если так, то, конечно… – вздохнул Владимир Юрьевич. – С тобой трудно спорить. Слава журналиста, который разоблачил высокого чина-взяточника из Генеральной прокуратуры, – это не кот начхал, согласен. С такой репутацией путь в верхние строчки читательских рейтингов может оказаться очень коротким, тут ты правильно рассчитал. Только вот получится ли у тебя? Может быть, ты и сумеешь выяснить, что Даниловых убил не тот, кто сидит, как там его… Соколов?
– Сокольников, – подсказал Петр.
– Ну да, Сокольников. А вот как ты сможешь доказать, что дело было умышленно сфальсифицировано?
