– Мне Каменская поможет.
Владимир Климм недоверчиво прищурился.
– Ой ли? Что-то она не производит впечатления человека, который готов сдавать направо и налево своих коллег. Впрочем, тебе видней. Да, кстати, ты не забыл, что она тебе деньги давала?
– В том-то и дело, что забыл, – уныло отозвался Петр. – А когда спохватился – стало уже поздно, сами слышите, какие цены пошли…
– Не переживай, за мои книги много не дадут, вот увидишь. Там стартовая цена две пятьсот заявлена, вряд ли кто-то поднимется выше, главное – ты сам не прозевай.
– Ну зачем вы так, Владимир Юрьевич!
– Я не «так», Петенька, а трезво. Есть книги для детей, эти дети сегодня в зале с родителями, сидят и ноют: «Ну купи! Ну купи! Хочу!» Игрушки всякие, картинки, календари и прочая дребедень, и все это они хотят, особенно девчонки. Мои читатели – подростки пятнадцати-семнадцати лет. Ты их в зале видишь? Ты видишь, что они сидят с родителями и выпрашивают что-нибудь, связанное с их любимыми героями? Да ни одного! Поэтому мои книги если кто и купит, то исключительно из жалости и сочувствия к больным детям, торговли почти не будет. Начнут с двух с половиной, а за три уже и продадут.
Климанов как в воду глядел. Книги для подростков старшей возрастной категории ни малейшего энтузиазма у участников аукциона не вызывали, и Владимир Юрьевич поднялся на сцену, чтобы подписать свой роман, проданный за 3500 рублей. Покупателем оказался, разумеется, Петр Кравченко, которого ведущий попросил выйти и показаться публике.
– На чье имя написать автограф? – поинтересовался писатель с деловитым видом. – Это для вас лично или для кого-то?
– Для Каменской Анастасии Павловны, – смутившись, ответил Петр.
– Это ваша сестра? Или просто знакомая девушка? – зачем-то начал допытываться Владимир Юрьевич, притворяясь, что видит Петра впервые в жизни.
– Нет, не сестра и не девушка, она уже пожилая женщина. Она не смогла лично принять участие в аукционе, но передала мне деньги и попросила поучаствовать от ее имени.
По лицу Климанова пробежало выражение не то сарказма, не то неодобрения. Склонившись над столом, он подписал книгу и вручил ее Петру.
Когда все закончилось, писатель усадил Петра и Аллу в свою машину.
– Отвезем Аллочку, а потом я тебя подброшу до метро, – сказал он.
Петр не понял великого замысла писателя, ведь метро – вот оно, рядом с парковкой, но возражать отчего-то не осмелился.
По дороге Алла и Климанов оживленно обсуждали сотрудников издательства и всяческие сплетни, которыми их сегодня обильно накормили. Петр в беседе участия не принимал, ибо никого из упоминаемых персонажей не знал и истинного смысла сказанного уловить не мог. Когда остановились у дома, где жила Алла, Владимир Юрьевич по-джентльменски не только помог даме выйти из машины, но и проводил ее до самой квартиры, а вернувшись на водительское место, окинул Петра холодным злым взглядом.
– Сколько лет твоей маме?
– Пятьдесят один, – удивленно ответил Петр. – А что?
– Ты посмеешь ей в глаза сказать, что она – пожилая? Каменская ненамного старше. Думать ты можешь что угодно, но за речью следи, будь любезен, иначе ничего в жизни не добьешься. И запомни: никто не хочет слышать то, что ты думаешь на самом деле, все хотят слышать только то, что им нравится.
– Извините, – пробормотал Петр. – Я растерялся там, на сцене, и не сориентировался.
– Растерялся он, – сердито проворчал Климанов. – Кстати, сколько ей лет, этой твоей Каменской? Выглядит лет на пятьдесят с маленьким хвостиком, а на самом деле?
– Она говорила, что уже восемь лет на пенсии, как полтинник стукнул – так и сняла погоны. Значит, пятьдесят восемь.
– Не на пенсии, а в отставке, – поправил Владимир Юрьевич. – Она же офицер.
– Да без разницы.
– И еще запомни: старость не на лице, а в голове. Пока мозги хорошо работают, никакой старости нет. А если они не работают, то гладкая рожа не спасает. Как у нее мозги? В порядке?
– Вроде да.
– Польза есть от занятий?
– Двигаемся очень медленно, – признался Петр. – Так что пользы пока не видно.
– А что так? Она вязкая? Многословная? Отвлекается и рассказывает не относящиеся к делу байки?
Услышав, что Петр не дает Каменской материалы, поэтому приходится читать вслух, Владимир Юрьевич неодобрительно покачал головой.
– У тебя паранойя, дружок. Кому они нужны, эти материалы, кроме тебя самого? Да отдай ты ей флешку, пусть перегонит в свой компьютер. Уверяю тебя, никто их не украдет и ими не воспользуется. Ты же сам видишь: она не собирается докапываться до истины, ей это не интересно. Пусть спокойно почитает на досуге, подскажет тебе что-нибудь ценное, тогда у тебя останется время на сбор необходимой информации уже сейчас. А то так и проковыряетесь с документами до конца твоего отпуска. И потом тебе придется еще невесть сколько ждать, пока появится оказия снова приехать в Москву. Нерационально используешь время, дружочек.
– Думаете? – с сомнением переспросил Петр.
– Уверен, – твердо произнес Климанов. – У Каменской глаз не горит, я это отчетливо видел. Она для тебя никакой опасности не представляет. И снова вернусь к парному понятию «мысль и слово». Ты назвал ее пожилой, за что и огреб от меня. Но думаешь ты в правильном направлении, она действительно не молода. Именно поэтому она не опасна. Польза от твоих материалов может выйти только одна: известность, слава. Для тебя такие штуки важны, это понятно. Для нее – нет.
– Да? Почему вы так уверены? Вы так хорошо разглядели ее сущность, ее характер?
– Не в этом дело. Возраст, Петенька.
– А при чем тут… – растерялся Петр. – Какое отношение слава имеет к возрасту?
– Самое прямое. Слава для чего нужна?
– Ну как же…
– Не «ну как же», а сформулируй четко и внятно, – Климанов заговорил немного сердито и одновременно насмешливо. – Ты хочешь журналистской славы, и не стесняйся, ничего плохого в этом нет. Повтори еще раз, для чего она тебе.
– Чтобы потом стать известным писателем, – смущенно пробормотал Петр.
– Хорошо. А писательская слава тебе зачем?
Петр молчал.
– Ладно, сам скажу, – продолжал Климанов. – Чтобы твои книги хорошо раскупались, чтобы тебя издавали большими тиражами, чтобы платили большие деньги. Приглашали на телевидение на всякие ток-шоу, на презентации, брали у тебя интервью. Ты станешь публичной личностью, будешь жить богато и разнообразно, у тебя будет хороший выбор кандидаток в жены, ты построишь себе просторный дом, создашь семью своей мечты, родишь детей и дашь им счастливое детство и хорошее образование. Завоеванная в двадцать шесть – двадцать семь лет слава обеспечит тебе впоследствии лет сорок безбедной, интересной и яркой жизни. Ну, примерно как-то так. Правильно?
