Ей хотелось кричать, бить маленькими кулачками в грудь мужа, выплеснуть на него всю обиду и негодование. Как он мог? Ну как?!
И впервые за двадцать три года жизни Катя Волохина вдруг поняла, что ей не с кем поговорить. У нее нет задушевных подружек, которым можно было бы немедленно позвонить и излить свои эмоции. Подружек, собственно говоря, никогда и не было, ведь Катю все считали странной. Девочки-ровесницы сторонились ее, мальчиков не привлекала ее внешность, да и самой Кате никто из них не был особо нужен. Все, что казалось ей важным, можно было обсудить с последней гувернанткой, но вообще-то обсуждать Катя не очень-то любила, росла молчуньей, а щебетать и ворковать начинала только с детками. Вот с ними она могла проводить время и общаться бесконечно, отдавать им все душевное тепло, всю любовь и радостно видеть, как рядом с ней больные малыши успокаиваются, перестают плакать, капризничать и бояться, начинают улыбаться и засыпают. До встречи со Славиком и скандала с отцом в Катиной жизни не происходило ничего такого, что требовало бы незамедлительного обсуждения с подругами. Нет, она не была дикаркой, прекрасно умела общаться и решать с одноклассниками и однокурсниками любые текущие вопросы, касающиеся учебы, а делиться сокровенным потребности не было. Талантами в науках не блистала, внешностью не вышла, так, некрасивый середнячок-очкарик, такие есть в любом учебном коллективе. Их обычно не замечают, не привечают и в компании не зовут, но и изгоями не делают. Пустое место. Ее даже троллить неинтересно. Странная она какая-то.
Катя жила словно в коконе, стенки которого сотканы из ее собственных представлений о том, как ей хотелось бы жить, чем заниматься и что для этого нужно сделать. Славик мгновенно вписался (во всяком случае, ей так казалось) в пространство ее кокона и стал тем единственным человеком, с которым она обсуждала скандал и разрыв с отцом. Если бы не было Славика, Катя, наверное, еще раньше испытала бы острую потребность в близкой подруге. Но ведь он был! Он был рядом, утешал, поддерживал, говорил, что они все преодолеют, и чтобы она не боялась, и пока они вместе – им ничего не страшно.
А теперь… С кем ей поговорить о Славике? У нее никого нет, кроме него. Не с детьми же это обсуждать! Может, поговорить с кем-нибудь из женщин, работающих в хосписе? Но они ее не поймут, они ведь не знают ничего о ее жизни. Она странная, ее всегда так называли, и это означает, что другим трудно ее понять. Сблизиться с кем-нибудь из девочек-волонтеров, которые приходят развлекать деток, сидеть с ними, помогать делать уборку помещений и территории? Но ей нужно поговорить сейчас, немедленно, иначе ее просто разорвет изнутри на части!
Еле сдерживаясь, Катя вышла из метро, нашла относительно тихий угол и все-таки позвонила мужу. Тот долго не отвечал на звонок. «Наверное, ему совсем-совсем неудобно разговаривать», – думала Катя, держа трубку возле уха и напряженно вслушиваясь в длинные гудки. Потом прекратила вызов и написала сообщение: «Позвони, когда будет возможность. Это срочно». В ноздри ударил запах шаурмы, принесенный порывом ветра. Маленькое кафе находилось рядом с метро, Катя каждый раз проходила мимо него, и этот запах радовал и вызывал приятные воспоминания о том, как они со Славиком и детьми гуляли в парке и ели на ходу, но сейчас он показался ей отвратительным.
Славик перезвонил, когда она уже шла от автобусной остановки к хоспису.
– Что случилось? – голос его звучал тревожно и испуганно. – Что-то с ребятами? С Женькой? Или со Светой?
Катя остановилась, набрала в грудь побольше воздуха, стараясь сдержаться, чтобы не начать кричать с первого же слова.
– Ты был у Дмитрия Алексеевича?
Пауза. Молчание.
– С чего ты взяла? Не был я у него.
– Мне сказали, что ты у него был, просил помочь, и он тебе отказал. Это правда?
Снова молчание.
– Кто сказал?
– Да какая разница! Ты мне ответь: это правда или нет? Ты ходил к нему?
– Ну, ходил! И что теперь?
Катя явственно слышала нарастающее раздражение в голосе Славика.
– Зачем? Я же тысячу раз говорила тебе, что не хочу никакой помощи от папы! Его нет больше в моей жизни, ты понимаешь? Ну сколько же можно объяснять! Мы должны сами справиться, сами… Нужно только потерпеть…
– А я не могу больше терпеть! – внезапно взорвался муж. – Я не могу! Я устал от этой бесконечной круговерти работа-учеба-работа-учеба-еще-одна-работа, я устал не высыпаться, я устал считать копейки! Он твой родной отец, путь сделает хоть что-нибудь!
Катя ошеломленно слушала его голос, наполненный злостью. Неужели это говорит ее Славик, ее любимый муж? Да нет, не может быть, это какая-то ошибка, недоразумение.
– Славочка, я понимаю, что тебе трудно и ты устал, но мне ведь тоже трудно, и я тоже устаю, – растерянно проговорила она.
Она не понимала, что нужно ответить, как, какими словами.
– Я должен вырастить детей и дать им нормальное образование, – продолжал он. – Сколько еще нужно ждать и терпеть? Они и так уже смотрят умоляющими глазами и ноют, потому что у их одноклассников и одежда лучше, и телефоны. Они даже в гости никого из друзей пригласить не могут, потому что у нас тесно и захламлено, не повернуться. Им стыдно, что мы так убого живем. Чего еще дожидаться? Пока они вырастут и приведут в нашу квартиру своих супругов и детей? Или сопьются и сколются, как твоя мать?
– Но ты с самого начала знал, что будет трудно и придется какое-то время…
– Не знал я! – заорал Славик. – С самого начала ты была дочкой богатого папы из Москвы, и ни о каких трудностях речи не было. Да, я еще до свадьбы знал, что вы поссорились и отец тебя выгнал, но я думал, что ты нормальная, подуешься пару месяцев и пойдешь к нему мириться. А ты уперлась как баран. Два месяца я бы нормально выдержал, у меня и до этого жизнь была нелегкая. Но не два же года терпеть!
– Значит, я ненормальная?
– Ты психованная идиотка, которая носится со своими гребаными принципами как с писаной торбой. Я больше не могу, ты понимаешь это? У меня больше нет сил! Я хочу нормально жить, а не выживать. Жить, как все вокруг, а не так, как ты себе придумала.
Катю осенило: да он пьян! Наверное, намучился на ночном дежурстве, может, больной был какой-то особенно тяжелый или умер кто-нибудь, вот и выпил, чтобы расслабиться и успокоиться. А его и потащило, ведь голодный и не спал совсем. От этой мысли стало легче. Ну конечно, он выпил, вот и несет всякую околесицу, даже не понимая, что говорит. Не может быть, чтобы он так думал на самом деле. Не может быть, чтобы тот Славик, которого она знала, сознательно произносил такие ужасные слова.
– Славик, ты выпил, что ли? – Катя даже улыбнулась от облегчения.
– Да когда мне пить! С суток сразу на лекцию, сейчас в анатомичке, вышел как будто в туалет, чтобы тебе позвонить. Мне вздохнуть некогда, не то что с друзьями выпить. Все кругом живут как люди, один я как каторжный впахиваю.
