Вскоре с «Минина» принёсся снаряд, срубил на «Канаде» кусок мачты, вдребезги разнёс на баке железный сундук с боцманским имуществом, ровно топором срезал поручень, скрутив его в гигантский бублик, и, проломив палубу, взорвался внутри.
— Ай-ай-ай-ай! — вновь запричитал Дубровский. — Откуда у этих гадов взялось орудие? На «Минине» же не было орудия!
Из пролома в палубе повалил чёрный маслянистый дым.
— Откуда у них взялось орудие? — продолжал горестно вопрошать Дубровский.
Второй комиссар, Николаев, предпочитал действовать — с двумя вёдрами воды, взятыми на камбузе, он кинулся к пролому, с лёту опрокинул прямо в дым одно ведро, потом — второе.
Маленький шустрый матросик, смахивающий на смышлёного проворного черта, вытаял откуда-то из-под палубы, притащил брандспойт, крепко держа в руках латунный наконечник, похожий на большую спринцовку, направил струю воды прямо в пролом, разнёс чёрный дым в клочья.
— Что-нибудь горючее там есть, не знаешь? — прокричал матросику Дубровский. — Не взорвётся?
— Не взорвётся, — весело проорал тот в ответ. — Если только ветошь машинной команды.
Через несколько минут пожар был потушен. Дубровский с сожалением посмотрел на растворяющийся в серой мути силуэт «Минина» и почесал пальцами затылок: с одной стороны, упускать беляков не хотелось, а с другой — если они снова засадят снаряд в «Канаду»? Так ведь и потопить могут.
Такой исход не устраивал Дубровского — а он был старшим среди трёх представителей революционной власти, — и комиссар махнул рукой разрешающе:
— Ладно, нехай плывут, куда хотят, гады белые! Дальше Мурманска всё равно не уплывут.
Комиссар был прав — конечной точкой движения «Минина» был намечен Мурманск, а не заграничный порт, поправку эту внесли прямо в море.
— В Мурманске их встретят достойно, — пообещал Дубровский, — они запомнят эту встречу на всю оставшуюся жизнь.
«Канада» отстала от «Минина». На «Минине» по этому поводу дружно прокричали «Ур-ра!», несколько человек пальнули в воздух из револьверов. Миллер прошёл в капитанскую каюту, которую занимал, достал из сумки бутылку английского джина, налил в стакан, сверху плеснул немного воды и залпом выпил.
— Эжен, ты пьёшь, как городской мусорщик, — заметила Наталья Николаевна, поморщилась. — Так нельзя.
— Ты права, — согласился с женой Миллер, — так нельзя. Я даже вкуса напитка не почувствовал. — Он налил себе ещё джина.
— А зачем налил снова, раз не почувствовал вкуса?
— Затем, чтобы почувствовать его, — ответил Миллер и выпил второй стакан.
* * *
Дубровский, вернувшись в Архангельск, немедленно отбил телеграмму в Мурманск: «К вам направляется ледокол “Минин” с руководителями белогвардейского движения на борту. В числе прочих на “Минине” находится и генерал-губернатор Северной области Миллер. Всех, кто находится на борту “Минина”, надлежит арестовать немедленно и переправить в Архангельск для суда».
Боясь, что телеграмма не дойдёт либо вообще попадёт в руки к председателю Мурманского совдепа Юрьеву, который якшался и с англичанами, и с бельгийцами, и с французами и особенно ценил американцев, считая их высшей нацией, матюками ругал Ленина и никому, кроме себя самого и американского президента, не верил, через некоторое время Дубровский послал ещё одну телеграмму. Такого же содержания, что и первая.
За второй телеграммой направил третью, требуя выслать навстречу «Минину» пару боевых кораблей, способных ходить во льдах. Главное, чтобы на этих кораблях были пушки.
События в Мурманске развивались так же стремительно, как и в Архангельске.
К Мурманску подошли голодные, обмороженные, измотанные красные части, отбить их натиск, кажется, ничего не стоило, но дрались они так яростно, с таким упорством, что белые не выдержали.
В Мурманске, не говоря о больших запасах оружия, патронов, бомб и пороха, остались немалые запасы английских консервов, американской ветчины и галет, французских компотов, сухого яичного порошка и редкой молочной сгущёнки, произведённых в Бельгии.
На «Минине» по мере возможностей старались быть в курсе того, что происходит в Мурманске: радист неотрывно следил за эфиром, спал, не выключая радио, перехватывал сообщения, в том числе и шифрованные, и поскольку у него имелся ключ к шифрам, быстро приводил их в нормальное состояние и нёс в рубку к капитану второго ранга.
Тот прочитывал перехваты и передавал их Миллеру. Генерал каждую такую бумажку принимал с хмурым лицом. Время было такое, что лучшей новостью было отсутствие всяких новостей. Прочитав очередной перехват, Миллер невольно сжимал кулаки, нервно дёргал пальцами воротник кителя, расстёгивая крючки, и наливался кровью.
И — молчал.
«Минин» шёл во льдах медленно, часто останавливался, пятился назад, разгонялся, врезался в очередную глыбину, крушил её, трясся всем корпусом так, что из палубы то и гляди могли вылететь заклёпки. Когда ледокол заползал на макушки льдин, тряска усиливалась, капитан второго ранга осенял себя благодарным крестом, если упрямую льдину удавалось расколоть, скорость движения «Минина» иногда не превышала двух сотен метров в час.
За кормой ледокола оставалась чистая чёрная полоса, в которой плавали шустрые мелкие льдинки. Вскоре в этой чёрной дымящейся канаве показались три судна с высокими, плюющимися яркими искрами трубами.
— Кто такие? — встревожился Миллер и направился в ходовую рубку, к капитану второго ранга.
— Ледоколы «Русанов», «Таймыр» и «Сибиряков», — ответил тот, — догнали нас.
Лицо у кавторанга было усталым, глаза — красными, он не спал уже несколько ночей подряд.
— Команды там, помнится по прошлой нашей встрече, не очень надёжные... Не вздумают ли они на нас напасть? — встревоженным тоном поинтересовался Миллер.
— Не думаю. На ледоколах ведь нет орудий. Не думаю, чтобы они могли их достать где-то по дороге.
— Остаётся на это надеяться, а то я пообещал Татонке, что стрельбы больше не будет.
— Точно не будет, ваше высокопревосходительство. Просто эти ледоколы идут быстрее «Минина», поскольку у них — чистая вода. А у нас — лёд. Если бы им пришлось бить лёд — они бы шли гораздо медленнее нашего «Минина». — Кавторанг любовно провёл рукой по дубовой панели, которая была проложена по смотровому краю рубки.
Радист тем временем перехватил ещё две радиограммы, посланные из Архангельска в Мурманск. Отправитель требовал немедленно перехватить ледокол с беглецами.
«Высылайте вооружённые корабли, не дайте им уйти», — истошно вопил Архангельск. Похоже, Дубровский сумел как следует накрутить тамошнее начальство.
— Сволочи! — прочитав радиограммы, коротко резюмировал Миллер. — Судя по всему, наша армия в Мурманске бросила фронт.
