Лазарев, по информации Сергея, не слишком опечалился. То есть немного напрягся только по поводу украденного им груза, который проследили.
Сказал: «Да пусть попробуют забрать. Там сейчас совершенно другие собственники, они под законами других стран. Наши и не сунутся».
Анна замкнулась в своем горе и позоре. Варвара, измученная, выжатая, раздавленная, только и сказала Сергею:
– Какой мрак. Какой адище. За контейнер, набитый дерьмом, этой белой смертью, расплатились судьбой хорошего, беспомощного человека, который был нужен многим. За то, что Артем с двадцати лет рвался из жил, пытаясь обеспечить благополучие своим близким, его отблагодарили страшной смертью. Я не знаю, как с этим жить.
И еще один человек не знал. Точнее, отказался с этим жить.
На следующий день после ареста Ткача в интернете появилось сообщение:
«Сегодня утром из окна своего офиса выпал с двадцать третьего этажа известный адвокат Тимофей Козлов. Версия – несчастный случай, следователи не исключают суицид».
Сергей прочитал, закурил и подошел к окну. Странно: конец января, а в стекло бьется настоящий, сплошной ливень. Природа расплакалась от жалости к доброму клоуну и его преданному рыцарю. Неважно, что настоящий рыцарь любит не столько человека, сколько созданный щедрым сердцем прекрасный образ, – это не меняет великой сути любви. Хоть природа помнит, что такое жалость.
Гриша
У нее было очень красивое имя – Антонина. Оно удивительно шло ко всему ее облику, в котором яркая женственность гармонично слилась с человеческой устойчивостью. В работе, ежедневных контактах имела значение именно человеческая суть: сила характера, принципиальность, выносливость, явно добытая в боях, искренняя доброжелательность и прямая требовательность. И потому коллеги с нежностью называли Антонину просто Гришей, от фамилии Григорьева.
Антонина Григорьева была заведующей отделом торговых представителей фирмы в других городах и странах. Раз в несколько месяцев она вызывала всех на совещание. Умела превратить совещание в съезд – праздник друзей. Сама заказывала всем номера в гостинице неподалеку, напитки и закуски для перерывов и полное, богатое меню для вечерних посиделок, уже без работы. Просто поговорить о жизни.
В этом году Тоня собрала своих представителей в конце мая. В самое яркое, сверкающее, омытое и тревожащее чувства время весны. Заранее купила темно-синее платье из тонкого крепа с узким вырезом на груди и белыми атласными манжетами на рукавах. Очень коротко постригла свои пышные волосы цвета нежного крема или деревенских сливок.
Все спрашивали у Тони, где она берет такую краску, но самое смешное заключалось в том, что именно это и был ее натуральный цвет. Но вернулась она к нему после резких, порою зверских экспериментов. В разные времена именно цвет волос помогал Тоне не просто выразить свое душевное состояние, но и вынести его. Примирить с собой.
Когда погиб муж после трех лет брака, она в течение двух месяцев превратилась в дистрофика на дрожащих ногах. Ей казались бессмысленными собственные голубые глаза, позорными и нелепыми эти волосы цвета песка в детской песочнице. И она выкрасилась в жгуче-черный цвет. И как будто закрылась, спряталась, заодно отпугнула всех, кто хотел бы ее пожалеть.
Когда умер ее маленький сын от лейкемии, несмотря на ее отчаянные попытки его удержать, Тоня наутро купила краску «серебро» и стала сознательно седой, с каплями застывших голубых слез на суровом, изможденном, бледном лице. И вновь помогло, если можно говорить о какой-то помощи в бочке горящей смолы под названием «горе». Но от нее опять отшатнулись люди, прикусив на кончиках языков слова сочувствия. Просто сделали шаг назад: слишком ничтожны слова перед этой застывшей в серебре скорбью.
Тоня и тогда работала в этой фирме, в этом отделе. Пришла в свой кабинет через три дня после похорон, но никто больше не мог выносить этот бессловесный призрак отчаяния. И директор – добрый Семен Моисеевич – придумал для нее очень важное дело. Исследование предложения фермерских хозяйств – потенциальных поставщиков. И чтобы именно на месте, с проживанием в деревне хороших фермеров, чтобы самой все пробовать, проводить настоящий анализ. Выписал командировку на полгода.
Для Тони сняли небольшой домик на территории одной усадьбы. Там, в чистоте и тишине, на рассвете ее будили петухи, на крыльцо хозяйка ставила кувшин с парным молоком, миски с творогом, сметаной, лукошко лесной земляники. И однажды Тоня в своей обшитой деревом ванной с изумлением увидела в зеркале незнакомую женщину. Ее сила, свежая кровь, могучая женственность победили внешний облик скорби. Тело стало розовым, тугим, груди налились этим парным молоком, губы впитали цвет и вкус земляники. И настойчиво полезли нежно-золотистые корни естественных волос, отталкивая черноту и серебро. И Тоня обычными хозяйственными ножницами остригла все до этих золотистых корней.
Конечно, в отделе все ахнули, когда она вернулась в Москву. Деловая, несгибаемая из последних сил Гриша привезла с собой запах зеленого покоя, отблеск синей реки, свет горячего солнца. Она сама вдруг стала этим солнцем, примирилась, оттаяла, расцвела. И о последних силах уже не было и речи. Тоня вернулась к жизни и работе не потому, что так надо, а потому, что наконец нашла в том смысл и вкус.
Собираясь на эту вечеринку отдела, Тоня сокрушенно вздохнула, глядя на себя в большое зеркало. Конечно, тогда, после деревни, нужно было строго ограничить себя. Жестоко остановиться на сорок восьмом размере. Дело в том, что новые друзья-фермеры не оставили ее без заботы и в Москве. Ей возили все то же густое и вкусное молоко, творог, сметану, ягоды из-под лесного куста. Само собой возник вопрос о смене гардероба. А другие вещи Тоня покупала уже с другим настроением. И это были уже не костюмы унисекс, а одежда, подчеркивающая женственность, которую все равно уже ничем не скрыть. А остановиться с размером…
Была постоянно такая мысль, силы воли у Гриши хоть отбавляй, но как-то не захотелось. Не вписывались ограничения в ее новое открытие собственной жизни. Оказалось, по ней можно идти, не преодолевая чудовищную боль. Оказалось, в ней полно маленьких, ежедневных, но вовсе не будничных радостей, о которых взрослой женщине с прошлым до сих пор было неведомо.
Тоня научилась сладко спать и получать удовольствие от вкуса еды. Нет, она на самом деле ест очень немного, но все, что в удовольствие, то перемешивается с покоем и нахально откладывается на бедрах, поднимает грудь. Да и животик давно пора подкачать в тренажерном зале. Вот только где время взять на такие нелепые дела.
Антонина постаралась посмотреть на себя взглядом со стороны. Нет, мало кто назовет ее толстой. Разве что какие-то бабы-завистницы. Это уже не сорок восьмой, но еще и не пятидесятый. А синее платье обрисовало вполне себе красивую фигуру. Волосы цвета крем оттеняют круглое лицо с нежной розовой кожей, ямочками на щеках. Тоня подвела тушью ресницы, и голубые глаза стали глубже, налились томной нежностью.
Принимайте, дамы и господа, вот такую начальницу Гришу. Она улыбнулась себе и подумала о том, как хорошо быть совершенно свободной – от любых мнений, вкусов и требований. Тоня выглядела и чувствовала себя как «сама себе хозяйка». Что может быть важнее для женщины, если она личность.
