А дальше было время, которое они с Рустамом старательно воссоздали из «до того». До того, вне того, когда не могло быть того. И пусть так будет – без того. Всего без двух дней, воспоминаниями о которых можно жить. Из-за них можно умереть. И любая причина, любое следствие останется только их тайной.
Он приезжал в Москву по работе, как прежде. Они совещались, как всегда. Тоня исключала возможность личных разговоров, Рустам их и не искал. Но она видела, как он меняется. Обычно открытый, искренний, добродушный, он теперь казался замкнутым, часто раздраженным или подавленным. Пару раз, когда он был в кабинете, а Тоня разговаривала с кем-то из сотрудников-мужчин, она ловила его острый, недобрый и подозрительный взгляд.
Однажды они вместе вышли из офиса. Ему нужно было повернуть вправо – к гостинице. Ее машина стояла у подъезда. Вдруг прогремел гром, хлынул ливень. Кажется, никто из них не заметил, как это получилось. Но они оказались в ее машине. Она выехала со двора, через три минуты пыталась остановиться у гостиницы, но он положил ладонь на ее руку и отрицательно покачал головой. У ее дома вышли из машины и медленно пошли к подъезду в струях всемирного потопа, который спрятал их от остальных людей земли и оставил лишь один островок для спасения.
А в одну реку, как известно, нельзя войти дважды. И этих двоих крутые волны унесли в другую сторону от восторга встречи, от безмятежности своей жаркой тайны. Тайна предала их. Она уничтожала их человеческое достоинство, она издевательски обнажала только беспомощность, беззащитность слабых тел и душ перед приказом плоти, которому они больше не могли сопротивляться.
Коварство любого греха в том, что в нем всегда есть и садизм, и мазохизм, а острота ощущений, которые люди пытались себе запретить, топит в раскаленной лаве не только угрызения совести и вину, но и то доброе, благородное, что они испытывали друг к другу. И Рустам, и Тоня сгорали в сумасшествии страсти, а потом смотрели друг на друга украдкой: каждый пытался для себя решить, кто из них виноват в большей степени. И дело даже не в обманутой, несчастной Манане, которая посвятила свою жизнь чужим детям. Дело было в том, что они сами больше не доверяли ни себе, ни друг другу.
Прекратить такие встречи было невозможно. Тоня и Рустам очень мало разговаривали теперь, а ощущали постоянно приблизительно одно и то же. Их вернула друг к другу какая-то сверхсила. Что-то подобное это и прекратит.
Вроде бы то была не любовь, а мука. Но, наверное, такое отчаянное пламя и открывает в людях всю их особую, неповторимую красоту. Тоня выглядела как самая грешная богиня, Рустам – как самый прекрасный мученик. И все, что они так долго и с таким усилием пытались скрывать, было написано на их лицах, звенело в воздухе, который они оба жадно глотали. А это уже не роман, не интрижка, как у многих. Это то, что людям не прощают, что вызывает жгучую зависть и ненависть. И дверь самой злой воле открывают лучшие побуждения: как они могут? Такое предательство, такая подлость.
Бедная Манана, несчастные дети, теперь совсем сироты. Этому надо помешать, это должно прекратиться. Ни Тоня, ни Рустам не слышали таких разговоров, но они оба были достаточно умны и опытны, чтобы читать их во взглядах, выражениях, улавливать сквозь стены.
В тот день Рустам простился с Тоней утром, позвонил домой, что вылетает. А дом его затопил кровавый кошмар.
Когда дети ушли в школу, родители Рустама забеспокоились из-за того, что невестка долго не появляется. Пришли… Манана лежала в луже крови на кухне. Врачи «Скорой» сказали, что она жива, но большая потеря крови. Она пыталась перерезать себе горло кухонным ножом для мяса. Рядом на полу лежала трубка домашнего телефона.
Сослуживцы в Москве о трагедии узнали из сообщения грузинских СМИ, которые расползлись по интернету.
У Антонины схватилась льдом вся кровь в венах, застыли губы: они не пропустили даже стона. И она в молчании сотрудников читала не сочувствие, не столько потрясение, сколько осуждение. Не исключено, что было злорадство, по крайней мере хоть у одного. Так приходит сплошная ночь, без просвета, без надежды, без объяснения. Тоня прожила какие-то дни, понимая лишь одно: что-то, связанное с ней, вызвало эту беду. Но она не сможет ни в чем разобраться.
А через неделю ночью ей позвонил Рустам. Он был в Москве, в гостинице. Сказал, что нужна ее помощь.
– С Мананой ничего хорошего, но она жива. В больнице, – сказал он, когда вошел в квартиру. – Дети с родителями. А мы с тобой должны в этом разобраться. В Тбилиси мы сделали, что могли. В Москве я мало кого знаю. А на фирме без твоей помощи поиски невозможны.
Он начал расследование с трубки домашнего телефона, которая лежала на полу. Уже это было признаком беды: в доме идеальной хозяйки Мананы все всегда было на своих местах.
Программисты телефонной станции выяснили, откуда был звонок. Из восточного района Москвы, с большой вероятностью, из одного из двух домов. Телефон ни на кого не зарегистрирован, куплен явно для одного звонка. Все разговоры по домашнему телефону у Рустама сохранялись: звонили в основном ему, Манана не очень хорошо понимала по-русски.
В то утро с разового телефона из Москвы ей сказали посмотреть личную почту на ее страничке фейсбука. Голос звонившего был явно изменен. Хакер Рустама взломал личку Мананы: там были фото с телефона. Рустам и Тоня, которые выходят вместе из офиса, входят в ее подъезд вечером, выходят из него утром. Смотрят друг на друга. Он держит ее за руку. И даты, когда это было.
– Сейчас мой хакер работает над тем, чтобы отследить айпи-адрес аккаунта, с которого были отправлены снимки. А ты должна помочь узнать голос по телефону, – сказал Рустам.
– Ты…
– Хочу ли я отомстить? Я должен знать. Да и ты тоже. Дальше не будем загадывать.
Тоня посмотрела на айфоне Рустама место Москвы, откуда был звонок Манане.
– В обоих домах есть квартиры наших сотрудников. Могу посмотреть, кто именно и по каким адресам, но это довольно долго. Мы там купили много квартир для сотрудников как инвестор застройщика на льготных условиях. Давай пока попробуем по голосу. У тебя есть запись?
– Да. Человек воспользовался программой изменения голоса. Сейчас даже непонятно, он мужской или женский.
Тоня прослушала запись несколько раз.
– Голос, конечно, узнать невозможно. Это вопрос к эксперту, и то если будет материал для сравнения. Но по словам… Рустам, я знаю одного человека, который через фразу произносит слова «видите ли».
– Кто это?
– Я не скажу тебе, пока не проверю. Подожди до утра. У меня есть знакомый следователь в отделе экономических преступлений, пришлось когда-то разбираться с мошенниками. У них наверняка есть эксперт. Для сравнения он может послушать запись наших селекторных совещаний, они сохраняются. Разумеется, я буду просить о личной услуге, без заявлений. Возможно, платной.
Тогда, во время расследования следов мошенничества на фирме, следователь Константин Николаев всерьез влюбился в Антонину. В этом смысле для него расследование закончилось ничем. Мошенника вычислили. Так что новая просьба Тони его только обрадовала. Частный характер обращения тоже устроил.
