Взор молодой особы, когда она отвечала, не пропал для Руфуса. Он запечатлел его в памяти, на случай надобности.
– Амелиус скоро бросит все эти глупости, пожив подольше в Лондоне, – сказала она.
– Может быть, – согласился Руфус. – Малый без ума влюблен в вас. Да, он вас любит. Я это заметил и вполне в том уверен. Могу только сказать, что ему потребна взаимная любовь. Вы, мисс, без сомнения сами заметили это.
Регина отнеслась к последнему замечанию, как к покушению на ее личность. «Что еще скажет он? – думала она. – Я должна указать этому человеку его место». Она бросила на него уничтожающий взор и заговорила в свою очередь.
– Могу я спросить, мистер… мистер…
– Дингуэль, – напомнил Руфус.
– Могу я спросить, мистер Дингуэль, вы пожаловали сюда по просьбе мистера Гольденхарта?
Как ни был прост и добродушен Руфус, как ни желал он оценить по достоинству молодую леди, которая будет со временем женой Амелиуса, он почувствовал тон, которым были сказаны эти слова. Нелегко было раздражить этого человека, скромно сознающего свое достоинство. Но холодное презрение, небрежное обращение Регины истощили снисхождение этого терпеливого человека.
«Помилуй Бог, Амелиуса от женитьбы на вас», – думал он, поднимаясь со стула и приближаясь к ней, чтоб проститься.
– Мне не пришло бы в голову явиться к вам, мисс, если б мы не разлучались с Амелиусом. Извините, пожалуйста.
В моей стране я был бы благосклонно принят как его друг и доброжелатель. Я ошибся…
Он остановился. Регина вдруг изменилась в лице. Она смотрела не на него, но через его плечо, по-видимому, на что-то, находившееся позади него. Он обернулся посмотреть, что это было. Невысокого роста, плотная сильная леди с диким грустным взором неслышно вошла в комнату. Пока он говорил, она, как видно, ожидала, чтоб он закончил то, что хотел сказать. Когда они очутились лицом к лицу, она пошла к нему навстречу твердыми, тяжелыми шагами и протянув руку вперед, чтоб его приветствовать.
– Вы можете быть вполне уверены в дружеском приеме, сэр, – сказала она свойственным ей спокойным тоном.
– Я тетка этой молодой особы и очень рада видеть друга Амелиуса у себя в доме. – И прежде чем Руфус успел ответить ей, она обратилась к Регине. – Я давала вам возможность и время объясниться с этим джентльменом, я боюсь, что он принял вашу холодность за умышленную грубость.
Румянец вспыхнул на лице Регины, она с минуту колебалась между гневом и слезами. Но хорошая сторона ее натуры одержала верх, и она, несмотря на свойственную ей застенчивость и сдержанность, сказала Руфусу, подняв на него свои большие прекрасные глаза.
– Я не имела никаких дурных мыслей, сэр, я не привыкла принимать иностранцев. А вы задавали мне такие странные вопросы! – прибавила она вдруг с твердостью. – Посторонние люди не имеют обыкновения говорить о таких вещах у нас в Англии.
Она взглянула на мистрис Фарнеби, слушавшую ее с непоколебимым спокойствием и смутилась. Ее тетка способна заговорить с незнакомцем об Амелиусе в ее присутствии и Бог весть, чего не придется ей еще вынести. Она снова обратилась к Руфусу.
– Извините меня, я оставлю вас с теткой, у меня есть дело. – И под этим предлогом она удалилась из комнаты.
– У нее нет никакого дела, – резко заметила мистрис Фарнеби, когда дверь затворилась за ней. – Садитесь, пожалуйста.
В первый раз в жизни Руфус чувствовал себя неловко.
– Я умею ладить с людьми, миледи, – сказал он. – Я не могу понять, чем оскорбил вашу племянницу.
– Моя племянница имеет некоторые хорошие качества, но она особа ограниченного ума, – объяснила мистрис Фарнеби. – Вы не принадлежите к разряду тех людей, которых она привыкла видеть. Она не поняла вас, вы необыкновенный джентльмен. Например, – продолжала она с серьезной важностью женщины, недоступной для юмора, – вы что-то странное сделали со своими волосами. С них течет и вместе с тем пахнет мылом. Не употребляйте на это своего платка, им вы этого не сотрете. Я сейчас дам вам полотенце. – Она отворила маленькую дверь, которая открыла узкий проход в комнату с ванной. – Я самая сильная женщина в доме, – все тем же важным тоном объявила она, вернувшись с полотенцем в руках.
– Сидите смирно и не беспокойтесь. Я вытру вас досуха. – И она начала действовать полотенцем, точно мать Руфуса, вытиравшая его в дни отрочества. Голова шла у него кругом от силы трения, и пораженный контрастом холодного приема оказанного ему племянницей и дружеского обращения тетки, Руфус сидел в покорном и безмолвном изумлении.
– Теперь вы можете спокойно отправляться домой, никто не будет смеяться над вами, – заявила мистрис Фарнеби. – Вы, должно быть, очень рассеянный господин. Вы хотели вымыть голову и забыли о теплой воде и полотенце, не так ли?
– От всего сердца благодарю вас, мадам, я принял мыло за помаду, – отвечал Руфус. – Позволите вы мне еще раз пожать вашу руку? Ваш радушный прием останется у меня навсегда в памяти. С тех пор как я оставил Новую Англию, я не встречал такой доброй души. Неужели мои волосы оттолкнули от меня мисс Регину? Я не совсем понимаю вашу племянницу. Я почти боюсь, что она наговорит на меня Амелиусу, а Богу известно, что не было ничего худого в моих намерениях.
Тайное побуждение мистрис Фарнеби, заставившее ее с такой живостью действовать полотенцем, мало-помалу обнаружилось. Тон ее американского гостя сделался таким дружеским и интимным, какого она именно желала добиться. При некоторой ловкости можно было приобрести в нем союзника и помощника в противодействии браку Амелиуса.
– Вы очень любите своего молодого друга? – спокойно спросила она.
– О, да, сударыня.
– Он сообщил вам, что влюблен в мою племянницу?
– Да, и показал ее портрет.
– Показал вам ее портрет. И вы вздумали пойти сюда и своими глазами убедиться, что это за девушка?
– Само собой разумеется.
Мистрис Фарнеби, без дальнейшего колебания, раскрыла имевшуюся у нее в виду цель.
– Амелиус еще очень молод, – начала она. – Вся жизнь у него еще впереди. Очень было бы печально, если б он женился теперь на девушке, которая не принесет ему счастья. – Она повернулась на стуле и указала на дверь, в которую вышла Регина. – Сказать между нами, – продолжала она, понизив голос до шепота, – думаете вы, что моя племянница сделает его счастливым?
Руфус колебался.
– Я выше семейных предрассудков, – сказала мистрис Фарнеби. – Не бойтесь оскорбить меня, говорите откровенно.
Руфус высказал бы прямо свое мнение всякой другой женщине, но эта женщина избавила его от смешного, она досуха вытерла его голову. Итак, он отвечал уклончиво:
– Мне кажется, что я не понимаю молодых леди этой страны.
Но мистрис Фарнеби нелегко было провести.
– Если б Амелиус был вашим сыном и просил бы вашего согласия на брак с моей племянницей, сказали ли бы вы «да»? – спросила она.
