Утром 17 марта Гней вывел своих солдат из лагеря и построил в боевом порядке на холмистой гряде в окрестностях Мунды. Цезарь решил, что у него появилась возможность дать генеральное сражение, чего он добивался с самого начала кампании, и приказал своим войскам занять позиции на равнине перед противником. Он ожидал, что помпеянцы спустятся и будут сражаться на ровной местности, так как они всем своим видом демонстрировали уверенность в собственных силах. Вопреки его ожиданиям, Гней продолжал держать своих солдат на склоне, но Цезарь все равно решил атаковать, несмотря на невыгодное положение. Соотношение сил, вероятно, тоже было не в его пользу, хотя сомнительно, что все тринадцать легионов Помпея были полностью укомплектованы, принимая во внимание предыдущие потери и необходимость оставлять в городах гарнизоны. Цезарь имел заметное превосходство в коннице, но характер местности не был особенно благоприятным для ее использования. Цезарь доверился своей удаче, командным способностям и храбрости своих войск, которые в битве при Taпce наглядно показали свое недовольство промедлением с его стороны. Как обычно, Десятый легион стоял на правом фланге. Пятый и Третий легионы (последний, возможно, служил под его командованием в Галлии, а затем был передан Помпею) находились на левом фланге, а еще пять легионов образовывали центр боевой линии.
Цезарь дал сигнал к наступлению, но противник не ответил тем же до последней минуты, когда солдаты Помпея устремились в контратаку. Завязалась ожесточенная схватка; и на первых порах показалось, что Гней одерживает верх. На одном участке строй Цезаря начал прогибаться, и возникла опасность, что боевая линия может рухнуть. Как и в битве при Сабисе много лет назад, Цезарь немедленно поспешил на место. Утверждается, что он приблизился на расстояние десяти шагов к вражескому строю. Сначала он находился в одиночестве, уклоняясь от копий или принимая удары на щит, но потом к нему присоединились ближайшие командиры и остальные легионеры. Эта история не попала в хроники «Испанской войны» и несомненно изобилует преувеличениями, но дает некоторое представление о решительном характере битвы при Мунде. По свидетельству Плутарха, Цезарь впоследствии заявил, что он часто сражался ради победы, но в этот раз впервые бился за свою жизнь.
Десятый легион первым проделал брешь на левом фланге противника и развил свой успех, несмотря на малочисленность. Гней приказал Лабиэну взять один легион и закрыть брешь, но конница Цезаря уже охватывала другой фланг армии Помпея. Пока он пытался организовать оборону на фланге, строй в центре внезапно рухнул, и вся армия обратилась в бегство. О жестокости боя свидетельствует тот факт, что Цезарь потерял около 1000 солдат — больше, чем в битве при Фарсале, — при том, что его армия вряд ли насчитывала более 25 000—30 000 человек. Потери сторонников Помпея якобы превысили 33 000 человек, хотя это похоже на преувеличение. Легионеры Цезаря воздвигли жуткую гору из отрубленных голов под стенами Мунды, которая еще недолго пыталась противостоять осаде. Лабиэн погиб в бою. Гней Помпей был ранен, но бежал с поля боя и попал в руки преследователей спустя несколько недель. Его казнили, а голову отослали Цезарю. Секст Помпей уплыл во главе небольшой флотилии, но в обозримом будущем он не представлял никакой существенной угрозы. Хотя некоторые сторонники Помпея еще продолжали сопротивление, гражданская война фактически закончилась [20].
Весть о победе пришла в Рим примерно через месяц, и сенат объявил 50 дней общественного благодарения в честь этого события. Цезарю присвоили титул «Освободителя», и в городе был воздвигнут храм Свободы. Кроме того, он получил титул императора на постоянной основе (в прошлом легионеры могли провозглашать своего полководца императором лишь сразу же после победы)
[96]. В течение некоторого времени диктатор оставался в Испании, где штурмовал последние цитадели помпеянцев и занимался умиротворением провинции.
Вместе с тем он находил время для активной переписки; известно, что в конце апреля он написал Цицерону и выразил соболезнования в связи со смертью Туллии, любимой дочери оратора. Цицерон был важной общественной фигурой, и Цезарь всегда хотел заручиться его политической поддержкой, но сейчас это была далеко не простая формальность, так как он понимал, что значит потерять дочь. Цицерон гораздо нежнее относился к Туллии, чем к своей жене и сыну, и до конца дней не оправился от этой утраты.
В Испании Цезарь энергично занялся переформированием нескольких городов, придав им статус колоний, где бывшим горожанам пришлось жить вместе с отрядами демобилизованных ветеранов или других поселенцев. Он стремился вознаградить лояльность как солдат, так и гражданских лиц, как римлян, так и жителей провинции. На обратном пути он на несколько недель остановился в Трансальпийской Галлии, где занялся такой же административной работой и проинспектировал ветеранские поселения в Нарбоне и Арелате (современный Арль). Галльские города провинции получили латинский статус, и это означало, что их магистраты автоматически получали полноправное римское гражданство после окончания срока службы. Марк Антоний встретил его в Галлии, и отношения между ними заметно улучшились.
Цезарь вернулся в Италию только в конце лета и оставался за пределами Рима до тех пор, пока не отпраздновал очередной триумф в начале октября. На этот раз не было никаких сомнений, что он празднует победу над согражданами. Он совершил беспрецедентный поступок, позволив двум своим легатам, Квинту Педию и Фабию (которого он вскоре сделал консулом до конца года), отпраздновать собственный триумф за победу в испанской кампании. Подобные меры не могли встретить понимания среди его критиков в сенате. Во время своего триумфа Цезарь разгневался, когда трибун Понтий Аквила, единственный из десяти, отказался встать в присутствии диктатора. Аквила раньше принадлежал к партии Помпея и подвергся частичной конфискации имущества, но ему разрешили продолжить карьеру. Происшествие настолько разозлило Цезаря, что он вышел из себя и насмешливо крикнул: «Давай, трибун Аквила, отбери у меня Республику!» Говорят, что в течение нескольких дней он не давал кому-либо обещания без саркастической ремарки «если Понтий Аквила дозволит мне сделать это» [21].
Теперь Цезарь удостоился выдающихся привилегий. Его сделали диктатором на десять лет, и все магистраты находились у него в официальном подчинении. К этому он добавил консульские полномочия, которые мог брать и слагать с себя по собственному желанию в любое время. Вскоре он получил официальное право занимать пост консула в течение десяти лет. Согласно Диону Кассию, он также был наделен правами и полномочиями народного трибуна, хотя об этом не упоминается в других источниках. Кроме того, он контролировал всю римскую армию и государственную казну. Ему были оказаны грандиозные почести, хотя, по свидетельству Диона Кассия, он согласился принять лишь малую часть из того, что предлагал раболепный сенат. На официальных собраниях в сенате или на форуме он восседал в специальном кресле между двумя консулами. Статуя Цезаря, вырезанная из слоновой кости, была поставлена рядом со статуями богов и выезжала на колеснице во время торжественной церемонии перед открытием игр.
