Когда наступил день выборов (где-то в конце 63 г. до н. э.), Цезарь знал, что результат будет означать для него нечто гораздо большее, чем просто возможность занять почетную должность. Аврелия поцеловала его на прощание перед уходом. Цезарь сказал ей, что он либо вернется домой верховным понтификом, либо не вернется вообще. Это одно из редких упоминаний об Аврелии в эти годы, но оно косвенно указывает на важную роль, которую она играла в жизни своего сына. Интересно отметить, что Цезарь обратился с такими словами к матери, а не к жене Помпее или к одной из своих любовниц. Хотя мы не можем быть абсолютно уверены, но, по-видимому, Аврелия жила в доме сына. Выборы были игрой, однако цена поражения была достаточно велика, чтобы затормозить его карьеру, а возможно, даже покончить с ней. Но, прежде чем «сделать ставку», Цезарь принял все меры к тому, чтобы обеспечить успех. Отказ от участия в выборах под нажимом Катула противоречил глубинным побуждениям Цезаря, так как по своей сути он был игроком, хотя никогда не ставил на карту все свое достояние. Он поднял ставки, но при этом рассудил, что имеет хорошие перспективы на успех и поэтому риск является оправданным. С учетом враждебности Катула в прошлом, которая в последний раз проявилась после того, как Цезарь выставил трофеи Мария, предложение денег в обмен на снятие кандидатуры означало, что его главный соперник пришел к сходному выводу [19].
В конце концов Цезарь добился своего. Плутарх говорит, что он победил с незначительным преимуществом, но Светоний утверждает, что победа была сокрушительной, даже в собственных трибах Катула и Сервилия за Цезаря было подано больше голосов, чем они получили во всех остальных трибах. Успех был очень важен для Цезаря, особенно потому, что он победил таких сильных противников. В сане верховного понтифика он в будущем мог играть центральную роль в отправлении ритуалов государственной религии. Он не мог руководить другими понтификами, так как мнение большинства членов коллегии перевешивало мнение верховного понтифика, но тем не менее его престиж и auctoritas были огромными. В отличие от чина Flamen Dialis, здесь не существовало ограничений, сдерживавших политическую и военную карьеру. На практике это тоже означало важную перемену, так как к посту верховного понтифика прилагался дом, или domuspublica, на краю Sacra Via. Цезарь переехал из сравнительно незаметного места в Субуре в самый центр Рима. Дом находился на восточной оконечности форума и примыкал к храму Весты и к Regia, где собиралась коллегия понтификов и хранились их тексты и записи. Название Regia, или «дворец»
[40], подразумевает связь с римской монархией. Недавние раскопки показали, что здание на этом месте существовало еще в глубокой древности, а последующие фазы строительства и перестройки в целом соответствовали одному и тому же плану. Сейчас ведутся горячие дискуссии о предназначении наиболее ранних построек и о том, могли ли они быть настоящими дворцами или даже царскими резиденциями, но это не относится к теме нашего исследования. В эпоху поздней Республики domus publica и Regia были известны своей древностью и тесной ассоциацией со священными таинствами [20].
Хотя успех был очень важен для Цезаря, но, несмотря на удивительный результат голосования, значение понтификата уступало значению консульских выборов. Катилина снова выставил свою кандидатуру на пост консула, как и Децим Юний Силан, муж Сервилии. Это была вторая попытка Силана, несколько лет назад разгромленного публичными выступлениями Цицерона. Будучи консулом, Цицерон теперь надзирал за ходом выборов. Он обеспечил принятие нового, еще более жесткого закона против взяточничества на выборах, подразумевавшего в качестве наказания десятилетнюю ссылку. Разумеется, это не помешало раздаче взяток, начатой Катилиной, но вскоре подхваченной всеми другими кандидатами. Катон объявил, что он выступит с обвинением против любого, кто одержит победу на выборах, на том основании, что все кандидаты ведут нечестную игру. Правда, он сделал исключение для своего шурина Силана. Хотя современному читателю это может показаться лицемерием, римская аристократия придавала огромное значение семейным связям. Катилина находился в опасном положении и дошел до крайности, изображая из себя защитника бедняков, чье положение он хорошо понимал, особенно после собственного разорения. Он открыто говорил о том, что Республикой правит клика недостойных людей, заботящихся лишь о собственных интересах. Когда консул призвал его к ответу перед сенатом, Катилина заговорил о двух Республиках — огромная масса населения была могучим телом без головы, а сенат был головой без тела, потому что его начинания не пользовались народной поддержкой. Он объявил, что станет такой «головой» для простых римлян. Было ясно, что многие простолюдины склоняются на сторону Катилины, и его агенты особенно активно действовали в сельских районах. Между тем он постепенно утрачивал связи с многими ведущими деятелями, которые в прошлом поддерживали его на судебных процессах, хотя Красс и Цезарь, вероятно, продолжали оказывать ему содействие в ходе избирательной кампании. Цицерону удалось отложить выборы, а в конце сентября, когда они наконец состоялись, он прибыл в сопровождении телохранителя из сословия всадников, назначенного сенатом. Он также дал понять, что «тайно» носит под тогой панцирь. В результате победу на выборах одержали Силан и Луций Лициний Мурена, который был одним из старших офицеров Лукулла во время войны с Митридатом [21].
Катилина явно рассчитывал прибегнуть к насилию еще до выборов, но надеялся победить обычным путем. Поражение означало для него политическое забвение и ссылку, поскольку, как и Цезарь, он имел огромные долги и срок выплаты многих из них заканчивался 13 ноября, после чего ему угрожало банкротство. Но в отличие от Цезаря, его игра была неосторожной и он колебался в принятии окончательного решения. Один из сторонников Катилины, Гай Манлий, собирал армию в Этрурии, но Катилина остался в Риме и посещал заседания сената, как будто ничего не происходило. Манлий был бывшим центурионом, служившим под командованием Суллы, но после диктатуры потерял свое состояние, нажитое во время гражданской войны. Судя по всему, это был способный человек, но он не принадлежал к кругу избранных и мог рассчитывать только на роль подчиненного. Катилина имел ряд аристократических последователей, но все они пользовались сомнительной репутацией и были лишены организаторских способностей. Трудно было относиться к ним со всей серьезностью, и это, наряду с присутствием Катилины в Риме, поддерживало атмосферу неопределенности в сенате. Ходили слухи о заговорах и мятеже, но до сих пор не произошло ничего такого, что могло бы наполнить их реальным содержанием. Цицерон был лучше информирован, так как нанял шпионов, наблюдавших за заговорщиками. Одним из самых важных источников был Квинт Курий, похвалявшийся своими планами в попытке произвести впечатление на свою любовницу Фульвию. Она принадлежала к аристократическому роду и была замужем за сенатором, и Цицерон смог убедить ее, чтобы она переманила любовника на другую сторону. В результате консул многое знал о происходившем и смог обеспечить себе защиту от попытки убийства. Впрочем, знание о заговоре не позволяло консулу выступить в сенате с публичными доказательствами. До сих пор не было сделано ничего, что могло бы оправдать его открытое выступление против заговорщиков. Катилина играл на общественных страхах, но это еще не означало, что он принял окончательное решение, где, когда и как нужно действовать [22].
