Его речь была вызовом гордости центурионов и боевому духу их подразделений. Цезарь выказал разочарование ими, поскольку лишь трусость и неверие в его командные способности могли объяснить угрозу неповиновению его приказу. Десятый легион немедленно принес ему благодарность за лестный отзыв через своих трибунов и выразил готовность подчиниться любому приказу Цезаря и доказать, что его вера была оправданной. Остальные подразделения выразили такую же решимость и попросили своих трибунов и центурионов заверить Цезаря, «что у них никогда не было ни колебаний, ни страха, и они всегда думали, что высшее руководство войной принадлежит не им, а полководцу» [30].
Верный своему обещанию, Цезарь вывел армию из лагеря на следующий день еще до рассвета. Он несколько отклонился от первоначального плана, что можно истолковать как готовность прислушаться к мнению солдат. Вместо того чтобы избрать маршрут через холмы, он обратился за советом к Дивитиаку и повел колонну по открытой местности. Обход составлял более 50 миль, но это исключало новые проявления недовольства со стороны командиров. Через неделю разведчики доложили, что армия варваров находится лишь в 24 милях от римлян. Вскоре прибыли гонцы от Ариовиста, сообщившие, что теперь царь готов к личной встрече, от которой он прежде отказывался. В своих «Записках» Цезарь утверждает, что он по-прежнему надеялся на мирное разрешение вопроса, и это не выглядит попыткой оправдать свои дальнейшие действия перед читателем. Многие римские полководцы, включая Суллу, с удовольствием вспоминали моменты, когда, окруженные пышным блеском и регалиями римского государственного чиновника и подкрепленные мощью сомкнутых рядов своих легионов, они представали перед чужеземными царями и диктовали им свои условия. Эти моменты заключали в себе почти такую же славу, как разгром противника в бою, хотя потенциальная материальная выгода была меньшей [31].
Через пять дней встреча состоялась на равнине, на нейтральной территории примерно посередине между двумя лагерями. Лишь один большой курган возвышался поблизости. Детали этой встречи были обсуждены в ходе длительных переговоров в предыдущие дни. Ариовист настаивал, что каждый из полководцев должен иметь в своей свите только конников. Не вполне доверяя союзной коннице, Цезарь позаимствовал их скакунов и посадил на них легионеров из Десятого легиона в качестве своего эскорта. Снова отмеченные проконсулом, солдаты шутили, что «Цезарь обещал сделать наш легион своей преторской когортой, а теперь зачисляет его во всадники», намекая на древнюю роль богатого всаднического сословия. Две группы переговорщиков остановились в 200 шагах друг от друга в соответствии с пожеланием Ариовиста. После этого каждый полководец выехал вперед в сопровождении эскорта из десяти человек. Разговор велся на галльском наречии, которое Ариовист выучил после перехода на западный берег Рейна. Цезарь предположительно воспользовался услугами одного из своих переводчиков. Сначала он напомнил Ариовисту об услуге, оказанной ему Римской республикой, и об обязательствах, налагаемых этой услугой. Эдуи были давними и преданными союзниками Рима; германцы обращались с ними неприемлемым образом и должны были прекратить это. Требования Цезаря не изменились. Германцы больше не должны были переправляться через Рейн и селиться в Галлии, а эдуи должны были получить обратно своих заложников. Позиция Ариовиста тоже не изменилась. То, что он имеет, принадлежит ему по праву завоевателя. Зачем Цезарь пришел туда, куда еще никогда не заходила римская армия? Это его «провинция», точно так же как Трансальпийская Галлия — провинция Цезаря, и ни один из них не должен вмешиваться в права другого на его территории. Германский царь предположил даже, что «ему приходится догадываться, что дружба с эдуями — простой предлог и что войско, которое Цезарь держит в Галлии, он держит для уничтожения Ариовиста. Если римляне не уйдут, Ариовист будет смотреть на них как на врагов». В «Записках» он делает ядовитое замечание, что если убьет Цезаря, «то этим доставит большое удовольствие многим знатным и видным римлянам»
[62]. Это вполне могло быть правдой, но никому из оппонентов Цезаря не понравилось бы предстать в роли человека, настолько лишенного патриотизма, что его обрадовало бы поражение римской армии, даже если это подразумевало бы гибель Цезаря. Покончив с угрозами, Ариовист предложил Цезарю поддержку в любых его будущих начинаниях, если сейчас он уведет свои войска» [32].
Цезарь ответил новыми аргументами, оправдывавшими позицию римлян, но переговоры были прерваны, когда отдельные германские воины стали бросать копья и камни в конных легионеров. Хотя Цезарь видел, что сражение с вражеской конницей «отнюдь не опасно для отборного легиона», он решил уклониться от схватки, так как не хотел создать впечатление, будто римляне вероломно нарушили условия встречи. На следующий день Ариовист направил предложение о новой встрече либо с самим Цезарем, либо с римскими посланниками в своем лагере. Не желая рисковать старшими офицерами по такому случаю, Цезарь опять выказал доверие к Валерию Прокиллу. Вместе с ним отправился Гай Меттий, торговец, который в прошлом посещал Ариовиста и пользовался его гостеприимством. На этот раз прием оказался менее теплым: обоих посланцев обвинили в шпионаже и заковали в цепи [33].
Ариовист явно решил покончить с дебатами военной силой. Вместе с тем он был опытным полководцем, сплотившим своих воинов и наладившим лучшее управление, чем в большинстве племенных армий. Он по-прежнему действовал с осторожностью. В день ареста римских посланников он разбил лагерь на возвышенной местности в шести милях от римских позиций. Закрепившись на возвышенности, он снова повел свою армию на следующее утро и прошел мимо лагеря Цезаря, чтобы основать новый лагерь в двух милях за римскими линиями. Этот маневр отрезал Цезаря от пути снабжения союзных племен. В течение пяти дней проконсул вывел свою армию из лагеря и построил ее в боевой порядок. Германцы отказались спуститься, и Цезарь явно считал неразумной прямую атаку на лагерь Ариовиста, занимавший сильную позицию на возвышенности. Эти дни сопровождались мелкими стычками главным образом между конными отрядами, но до крупных боев дело не дошло. Всадники Ариовиста действовали в тесной координации с отборной легкой пехотой, которая в следующее столетие стала известна под названием «сотен» (cenieni). Эти пехотинцы могли пробегать небольшие расстояния рядом с всадниками, держась за гривы их лошадей. Пешие воины выступали в качестве мощной поддержки; если положение становилось тяжелым, конница могла отступить за спины пехотинцев, отдохнуть и перестроиться перед новой атакой. Тактические навыки германских воинов иногда давали им преимущество перед галльской конницей [34].
Цезарь не мог позволить себе оставаться на одном месте, поскольку таким образом он ничего не мог добиться, а его армия ежедневно сокращала запас имевшегося провианта. Прямая атака была слишком рискованной, поэтому он решил восстановить линии снабжения. Армия построилась в три колонны, каждую из которых можно было быстро развернуть в тройной боевой строй, привычный римлянам triplex acies. Обоз с охраной остался в главном лагере, так как Цезарь намеревался лишь создать аванпост за позицией германцев. Римляне прошли мимо лагеря варваров до места, находившегося примерно в одном километре от него. Там легионы развернулись лицом к противнику. Германская конница выступила им навстречу при поддержке 16 000 пехотинцев. Это была лишь часть пехоты Ариовиста, но маловероятно, что ему хватило бы времени подготовить к бою больше людей. Цезарь приказал когортам третьей линии приступить к сооружению нового лагеря для двух легионов, в то время как первая и вторая линии подготовились к нападению. Атаки германцев скорее всего носили характер пробных вылазок и ограничивались мелкими стычками. Если в этом маневре участвовали все шесть легионов, то две трети от их численности вместе с конницей и легковооруженными войсками по меньшей мере не уступали германцам по численности. После нескольких часов противостояния лагерные укрепления были готовы. Два легиона перешли туда, в то время как остальная армия вернулась в главный лагерь в том же походном порядке. Теперь второй форт облегчал защиту продовольственных конвоев, прибывавших от союзных племен. Трудный выбор, стоявший перед Цезарем — быстрая победа или позорное отступление, — был устранен, и теперь он мог выждать подходящий момент для генерального сражения [35].
