На следующий день Цезарь вывел легионы из обоих лагерей и построил их в обычном тройном строю лицом к противнику. Это был жест уверенности, предназначенный для того, чтобы воодушевить собственных солдат и произвести впечатление на врага. Ариовист отклонил такое недвусмысленное приглашение вступить в бой, и после полудня римский полководец отправил свои войска обратно.
В конце дня германцы стали устраивать более cерьёзные вылазки и посылали отряды на штурм малого лагеря, но легионеры смогли отразить приступ. В тот вечер Цезарь лично допросил нескольких пленников. Эти люди утверждали, что Ариовист не решался дать крупное сражение, поскольку гадатели, пользовавшиеся значительным влиянием в германской армии, объявили, что он одержит победу, лишь если дождется полнолуния. Цезарь решил воспользоваться суеверием противника. На следующий день он оставил в обоих лагерях лишь минимальную стражу и выстроил остальную армию в три линии с конницей по флангам. Затем он повел армию вверх по склону на германцев и подошел к их лагерю гораздо ближе, чем в предыдущие дни. Такой дерзкий вызов нельзя было проигнорировать без собственного унижения. Ариовист вывел своих воинов, построившихся по отрядам в соответствии с их кланами и племенами; Цезарь упоминает о семи отдельных контингентах. За боевыми порядками жены воинов, сидевшие на повозках, воодушевляли криками своих мужей и умоляли защитить их от рабства на чужбине [36].
В этой битве все шесть легионов заняли свои места в боевом строю. Очевидно, теперь Цезарь считал, что Одиннадцатый и Двенадцатый легионы накопили достаточно опыта, чтобы справиться с напряжением битвы. По всей видимости, оба легиона перемежались более опытными подразделениями, а на каждом фланге стояли ветераны. Цезарь назначил командирами отдельных легионов своих легатов и квестора, «чтобы каждый солдат имел в их лице свидетелей своей храбрости». Сам он расположился на правом фланге, где, по его мнению, расположились слабейшие силы противника, которые могли дрогнуть в первую очередь. Сражение началось внезапно: обе стороны бросились в атаку без обычного обмена метательными снарядами. Цезарю удалось прорвать вражеский строй на левом фланге, но между тем превосходящие силы германцев начали теснить левый фланг римлян. Лишь благодаря молодому Публию Крассу, который командовал конницей и «был менее занят, чем находившиеся в бою», положение удалось спасти. Красс приказал когортам третьей линии прийти на помощь первым двум, что позволило сдержать натиск противника. Вскоре после этого прорыв на дальнем фланге посеял панику во всей германской армии, и она обратилась в бегство. Сам Цезарь возглавил конницу во главе решительного и безжалостного преследования. Один более поздний источник сообщает, что он намеренно открыл путь к отступлению большому отряду отчаянно сопротивлявшихся германцев, чтобы их было легче убивать во время бегства. Самому Ариовисту удалось бежать, и с тех пор он исчез с исторической сцены. Двум его женам, одна из которых была сестрой норийского царя, и одной дочери повезло меньше: они погибли в общей резне. Другая дочь попала в плен. Некоторые беженцы, переправившиеся через Рейн, подверглись нападению соседних племен. Свебы, ожидавшие присоединения к своим сородичам в Галлии, вернулись домой. К удовольствию Цезаря, его солдаты нашли Валерия Прокилла и освободили его из плена. Проконсул утверждал, что «эта встреча доставила Цезарю не меньшее удовольствие, чем сама победа». Его чувство несомненно было искренним и подтверждало репутацию Цезаря как человека, хранившего верность своим друзьям. Прокилл, благодарный за спасение, рассказал, что гадатели трижды бросали жребий о нем — сжечь его заживо или отложить казнь на другое время, — но судьба оказалась благосклонной к нему. Другой попавший в плен римский посланец, торговец Меттий, тоже уцелел и был освобожден [37].
Военная кампания подошла к концу. По словам самого Цезаря, он «закончил в одно лето две очень больших войны». Обе кампании оказались неожиданными, но он в полной мере воспользовался предоставившимися возможностями. В ближайшем будущем его внимание будет сосредоточено на делах Галлии. Цезарь провел большую часть зимы в Цизальпийской Галлии, выполняя административные и юридические функции, как подобало губернатору, а также следил за делами в Риме. Его армия отправилась на зимние квартиры на территории секванов. Следующей весной легионерам Цезаря предстояла подготовка к новым операциям в Галлии [38].
XI «ХРАБРЕЙШИЙ ИЗ ГАЛЛЬСКИХ НАРОДОВ»: БЕЛГИ, 57 ГОД ДО Н. Э.
«К ним нет никакого доступа купцам; они категорически воспрещают ввоз вина и других предметов роскоши, так как полагают, что это изнеживает душу и ослабляет храбрость».
Цезарь [1]
«Народ, который теперь называют галлами и галатами, кровожаден и любит войну... хотя в остальном они не так простодушны... Если же они все собираются вместе для битвы, открыто и безоглядно, то могут стать легкой добычей для того, кто хочет победить их с помощью стратагемы...»
Страбон, начало I века н. э. [2]
Зимой 58—57 г. до н. э. Цезарь собрал еще два легиона, Тринадцатый и Четырнадцатый. Он снова действовал по собственной инициативе и оплатил содержание и оснащение войск из средств, которыми распоряжался в качестве губернатора. Таким образом, за один год он удвоил численность армии в своей провинции. Центурионы из опытных легионов получили повышение и были переведены в новые подразделения. С военной точки зрения это был разумный шаг, обеспечивший новобранцев поддержкой опытных ветеранов; впоследствии Цезарь не раз поступал сходным образом. Переводы создавали вакансии в старых легионах, которые заполнялись за счет повышений или назначения новых людей со стороны. В «Записках» выдающееся мужество всегда приводится как главная причина для повышения или награждения центурионов. По свидетельству Светония, Цезарь заботился не о «нравах или богатстве своих людей, но только об их храбрости». Его трибуны и префекты, многие из которых были назначены по рекомендации или в виде услуги, доказали свою непригодность предыдущим летом. Мы не знаем, привел ли неприятный инцидент при Весонтионе к каким-либо отставкам. Центурионы Цезаря имели веские основания полагать, что их всегда будут вознаграждать по достоинству. Цезарь всячески поощрял их и заучивал имена центурионов точно так же, как он и другие сенаторы некогда заучивали имена многих горожан, чтобы приветствовать прохожих на форуме. Связь между проконсулом и офицерами имела глубоко личный оттенок. Центурионы находились на передовой и несли самые тяжелые потери. Это, наряду с продолжающимся расширением армии Цезаря, гарантировало наличие свободных постов, открытых для храбрых младших командиров. В конце Галльской войны подавляющее большинство центурионов были обязаны своим первоначальным назначением или производством на старшие должности самому Цезарю. Это была важная часть процесса, благодаря которому его легионы стали не просто армией в провинции, которой ему выпало управлять, но личной армией Цезаря [3].
